Самая страшная книга 2014 - Алексей Жарков

— УХОДИ!

* * *

Адам привел помощь. Он рассказал взрослым все от начала и до конца — но они услышали из его рассказа только то, что мальчик заблудился где-то в непонятном подземелье, посчитав остальное если не выдумкой, то просто плодами детского страха.

Группа МЧС провела в подземелье больше суток. Мальчик так и не был найден, и при этом последствия поисковой операции оказались неожиданными. Двое спасателей пропали без вести, а один, отделившийся от группы, сошел с ума. Его вынесли из катакомб на руках — волосы его стали седыми, он пускал слюни и кричал.

Мэр Карасука запретил муниципальным СМИ упоминать об этой новости — он не хотел, чтобы к подземелью ринулись толпы исследователей, которых потом тоже придется искать. Но информация, само собой, тут же просочилась в Интернет. И тогда мэр принял решение залить вход в катакомбы бетоном, несмотря на вялый митинг, собранный родителями Игоря.

* * *

Адам прошел курс психотерапии и чувствовал себя неплохо — кошмары приходили не чаще пары раз в неделю. Когда он узнал, что вход в подземелье замуровали и Игорь, живой или нет, остался там навсегда, он проплакал весь вечер.

* * *

Если все залито бетоном, чудовища не смогут вылезти.

Адам сидел на теплой земле и смотрел на небо. Голубой глянец был покрыт легкими росчерками недвижимых облаков. Ветра не было. Светило солнце. Адам держал в руках рацию.

Когда он включил ее, раздалось шипение.

— Игорь?..

Нет ответа.

— Игорь?..

— Айсан, это я! У нас сегодня аврал на работе, я задержусь немного. Если все нормально пойдет, часа на два всего опоздаю. Ужинать без меня садись. Если ийэ будет звонить, скажи, что я завтра перезвоню, пусть не беспокоится…

Невидимый мужчина немного помолчал — было слышно его тихое дыхание, чуть испорченное помехами на линии, — а затем резко закончил:

— Все… До вечера.

После этого диктофон противно пискнул и известил автоматическим женским голосом, с ярко выраженным китайским акцентом:

— Сообщение окончено. Сообщений больше нет.

— Та-а-ак… — протянул Аркадий Афанасьевич Пряников, — И… э-м-м-м… что же это такое?

Сидя в гримерке перед зеркалом, уставленным целой батареей тюбиков, флаконов и баночек, похожих на снаряды различных калибров, он с недоумением разглядывал молодого человека, принесшего эту запись. Честно говоря, если бы не пятитысячная купюра, которой нахальный гость вовремя посветил перед лицом Пряникова, Аркадий Афанасьевич нипочем бы не стал тратить время, отведенное на подготовку к выступлению. Но для вышедшего в тираж комика, будь он хоть трижды заслуженным артистом России, пять тысяч рублей за десять минут времени — деньги очень даже неплохие. Да что там — хорошие деньги! Определенно, хорошие. В последнее время гонорары Аркадия Афанасьевича не часто превышали двадцать тысяч за вечер и были так же редки, как снег в июле.

Он никак не ожидал, что его попросят прослушать сообщение с автоответчика. Юмористический монолог — да, это часто бывало, правда, все больше приносили видеозаписи. Бывало, подсовывали номера из КВН. Однажды даже принесли домашнее видео некой начинающей певички, горяченькой, надо отметить, девчушки. Но автоответчик?

— Это шутка такая, да? — чувствуя, что начинает закипать, Аркадий Афанасьевич исподлобья посмотрел на гостя.

Гость, молодой человек той неопределенной «ботанской» внешности, что вечно мешает поставить верный возрастной диагноз, снял с переносицы круглые очки а-ля Гарри Поттер и принялся смущенно протирать их краем выбившейся из брюк рубашки.

— Нет, что вы, — водрузив очки обратно, сказал он наконец. — Вы не подумайте плохого, но я же вас сразу предупредил, что просьба у меня будет необычная.

— Тогда излагайте быстрее или проваливайте ко всем чертям, — недовольно рыкнул Пряников.

Ощущение, что его дурачат, не проходило. Уж слишком кондовой «заучкой» был его посетитель — костюмчик и рубашка с вязаной жилеточкой, точно снятые с вешалки в секондхэнде, безвольное, незапоминающееся лицо, идеально прилизанные волосенки средней длины — классика жанра. Такие типажи Аркадий Афанасьевич терпеть не мог. А тут еще и эти очки, которые даже на вид были дороже половины гримерной, а по факту, похоже, исполняли декоративную функцию: артист заметил, что, сняв их, молодой человек не сощурился, как это автоматически делают близорукие люди. Впрочем, глаза у гостя и без того были слегка раскосые и оттого будто бы прищуренные. И все же Пряников украдкой оглядел комнату на предмет спрятанных видеокамер. Очень уж не хотелось на старости дет угодить в какую-нибудь дурацкую телепередачу, вроде «Улыбнитесь, вас снимают!».

— Мне нужно, чтобы вы воспроизвели этот голос.

Молодой нервничал, но просьбу свою изложил твердо. Пряников медленно, будто в раздумье, пожевал губами. Со стороны могло показаться, что он взвешивает все «за» и «против», пытаясь понять, сумеет ли выполнить заказ. На деле же Аркадий Афанасьевич уже давно про себя разложил голос с автоответчика на звуки и тональности и пришел к выводу, что ничего сверхсложного в нем нет. Разве что незнакомый, еле уловимый акцент говорившего слегка смущал пожилого пародиста.

— Кто это? — спросил Пряников.

— Мой отец. — Глаза молодого уперлись в пол.

— И почему я должен…

— Позавчера его убили, — закончил гость.

Глядя на вытянувшееся лицо очкарика, Пряников мысленно отругал себя за то, что не доверился чутью — голос молодого и аудиозапись с самого начала показались ему похожими. Решив не форсировать события — обещанные парню десять минут еще не истекли — артист откинулся в кресле и приготовился слушать.

— …Как раз в тот вечер, когда было сделано это сообщение. Как он и сказал, возвращаться пришлось поздно. Решил срезать через пустырь… Срезал… Пятнадцать проникающих ножевых ранений…

Молодой человек протяжно вздохнул и уткнулся лицом в открытые ладони. К великому облегчению Пряникова, плакать он не стал. Посидел так несколько секунд и закончил — быстро и сжато. И хотя речь его была несколько путанной, ситуация все же наконец-то прояснилась.

— Он вечером должен был своей ийэ позвонить. Бабушке, в смысле. То есть это для меня она бабушка, а для него — ийэ. Мама то есть. Это по-якутски. Он ей раз в две недели звонит. Звонил… Она у нас старенькая совсем, сердцем больная — ее такая новость в могилу сведет. Если бы вы смогли… если бы вы согласились… поговорить с ней его голосом? Всего один раз, и совсем недолго…

В повисшем молчании было слышно, как тикают настенные ходики, давно и безнадежно отстающие часов на пять.

— Вот что… э-м-м-м… молодой, э-э-э-э, человек… — неуверенно начал Пряников.