Россия и Южная Африка. Наведение мостов - Аполлон Давидсон

В 1986 г. в Москве возникла идея привлечь АНК и СВАПО к регулярным консультациям, проводившимся между СССР, Кубой и Анголой по ситуации в регионе. Но в последний момент делегация АНК не прибыла. Позже Тамбо сказал В. Г. Шубину в частной беседе, что вызвано это было опасениями утечки информации, которая утвердила бы за АНК репутацию «советской марионетки». Очевидно, что этот вопрос стал особенно чувствительным в связи с назревавшей перспективой переговоров. В этой же беседе Тамбо впервые упомянул, что АНК сможет в будущем приостановить вооруженную борьбу в зависимости от развития событий [1045] .

В марте 1987 г. (к тому времени встречи между представителями правительства и руководства АНК шли по нескольким фронтам) Джо Слово впервые сказал в одном из своих интервью, что трансформация в ЮАР может произойти мирным путем и что он первым скажет «давайте пойдем на это», если увидит, что существует реальная перспектива мирного урегулирования [1046] .

В октябре 1987 г. Национальный исполком АНК официально заявил о возможности переговоров, но на определенных условиях, среди которых были освобождение политических заключенных, возвращение политических ссыльных, отмена чрезвычайного положения, вывод войск из тауншипов, отмена репрессивного законодательства. В то же время участники обсуждения говорили о том, что АНК не должен дать втянуть себя в переговоры в невыгодных для себя условиях и что ему нужно продолжать борьбу [1047] . Этот документ лег в основу Харарской декларации, принятой Организацией африканского единства в 1989 г. в качестве ее официальной позиции в процессе мирной трансформации в ЮАР.

Джо Слово был увлечен горбачевской перестройкой и говорил, что советская проперестроечная пресса на английском языке, прежде всего «Moscow News» и «New Times», изменила его видение СССР. Ему нравилось в перестройке далеко не все: он считал, например, что под вывеской реформирования социализма Восточная Европа и СССР подверглись массированной атаке антикоммунистической идеологии. Но также считал, что социализм, в том виде, в каком он существовал в СССР и других странах социалистического лагеря, нуждался в серьезных реформах, а причину падения социалистических режимов в Восточной Европе видел в них самих. Его вывод для АНК и ЮАКП был однозначен: социалистическая перспектива для их борьбы должна остаться неизменной, но «поскольку государство с узаконенной однопартийностью имеет тенденцию к авторитаризму», после победы «нужна многопартийная постапартеидная демократия, как на национально-демократическом, так и на социалистическом этапе». Необходимо также «демократическое соревнование за власть» [1048] . И тон, и смысл этих высказываний были для руководства АНК совершенно новыми.

Двумя годами раньше – в 1988 г. – Слово опубликовал работу, в которой важное место отводилось национальному вопросу в ЮАР и национальной политике АНК. Она была выдержана в «традиционном духе», но и здесь – впервые – Слово написал, что сталинское определение «нации», лежавшее в основе советской теории нации, не подходит для южноафриканских реалий [1049] .

В июле 1989 г. АНК принял «Основы конституции для демократической Южной Африки». В этом документе говорилось, что ЮАР должна стать унитарным нерасовым государством со смешанной экономикой и многопартийной демократией, что все граждане должны быть равны перед законом, пропаганда расизма запрещена, а права народов страны на свою культуру и язык защищены [1050] . По сути дела это было заявлением позиции АНК на будущих переговорах.

Как и в СССР, этот процесс перемен был далеко не прямолинейным, и разногласий вокруг него в руководстве АНК было не меньше, чем разногласий в советской политике. На заседании Рабочего комитета АНК, проходившем 2 мая 1989 г. и посвященном вопросу о переговорах, с основным докладом выступил Крис Хани, в тот момент начальник штаба Умконто. Он полагал, что время для переговоров еще не пришло и что, прежде чем начинать их, нужно укрепить вооруженное подполье АНК внутри страны как за счет засылки кадров из-за рубежа, так и за счет их подготовки внутри страны. Большинство руководства АНК разделяло эту точку зрения [1051] .

Процессы перемен в южноафриканской политике СССР и трансформации позиции АНК определялись многими факторами как на международной арене, так и в ЮАР и в Советском Союзе. Но эти процессы в значительной степени влияли и друг на друга. На позицию советского руководство не мог не оказывать влияния, например, тот факт, что АНК стал самостоятельным игроком на международной арене, имевшим независимые от СССР отношения и с западными странами, и в какой-то степени с южноафриканским правительством. В отличие от доперестроечных времен взаимные интересы не всегда совпадали. В принципе сохранение статус-кво в советской позиции по Югу Африки было для АНК идеальным положением дел, так как значительно усиливало его позиции при любых переговорах. Но в новой политической ситуации, особенно в контексте переговоров по ангольско-намибийскому урегулированию, это стало трудновыполнимым. Руководство АНК новую ситуацию понимало, но стремилось сдержать перемены.

Оливер Тамбо, как и Табо Мбеки, призывал СССР играть более активную роль в южноафриканском регионе, в частности, во время того же визита в ноябре 1986 г., на встрече делегации АНК в МИД после своей встречи с Михаилом Горбачевым. Но контакты с южноафриканским правительством из этой активности исключались. В результате, пишет Адамишин, советские дипломаты «… не могли встречаться с юаровскими деятелями, тогда как сам О. Тамбо контактировал с главным американским переговорщиком [1052] Ч. Крокером и готовился к встрече с Госсекретарем США Дж. Шульцем…» [1053] .

В мае 1987 г. вопрос о возможности установления прямых отношений с Преторией – не дипломатических, а практических, связанных с переговорами по ангольско-намибийскому урегулированию, – поставили перед Оливером Тамбо сотрудники ЦК. Тот ответил в принципе положительно, но предложил подождать. По словам А. Л. Адамишина, даже осенью 1987 г. А. Ф. Добрынину не удалось отговорить Тамбо от запрета на контакты представителей СССР с официальными лицами ЮАР [1054] .

При всех переменах в политике АНК и при том, что до поры до времени официальные отношения АНК с СССР оставались неизменными, по крайней мере на поверхности, шероховатостей, вызванных перестройкой, становилось все больше. Тот факт, что высказывания Старушенко и Гончарова, как и некоторые публикации советской прессы, давали великолепный материал южноафриканской пропаганде, не мог не вызвать недоумения и опасений со стороны АНК. Анковское руководство не могло понять и озабоченности многих советских ученых и журналистов судьбой белого населения.

Э. Пахад говорил: «Старушенко… О, мы ссорились. Он и я. Я говорил ему: „Вы не понимаете Южной Африки. Вы уделяете слишком большое внимание белым южноафриканцам…“ Они [русские. – А. Д., И. Ф. ] были уверены, что не нужно ненавидеть белых. Они были уверены, что белые – и это не было неверным – будут играть какую-то важную роль, и мы с этим соглашались. Но, на мой взгляд, они сильно преувеличивали ее, и это была одна из причин, которые вели к проблемам» [1055] .

В апреле 1988 г. Москву посетила делегация ЮАКП – впервые за долгие годы как таковая, – состоявшая из Джо Слово, Криса Хани и Реджа Септембера. Делегация встретилась с Добрыниным и Е. К. Лигачевым. Лигачев говорил о поддержке Советским Союзом всех форм борьбы АНК, включая вооруженную, но в сообщении для печати слова о вооруженной борьбе вычеркнул. Как писал Шубин, они становились в Москве немодными [1056] , хотя как раз в это время поддержка вооруженной борьбы резко возросла.