Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

Сама по себе идея поселенного войска была неплоха. При наличии постоянного ядра из начальных людей и урядников, а также ветеранов прежних походов привести территориальные полки в боеспособное состояние было достаточно легко, тем более если учесть, что регулярство поддерживалось длительными походами и многочисленными большими и малыми боями и сражениями с неприятелем, когда новоприбранные служилые и даточные люди набирались боевого опыта и умения сражаться. В мирное же время регулярные учебные сборы способствовали сохранению полученных навыков военного дела и esprit d’corps. В экономическом отношении такая армия была значительно дешевле, чем армия, содержавшаяся в одинаковых штатах и в мирное, и в военное время. В то же время поселенная армия отличалась более высокой боеспособностью, нежели прежняя поместная «нестройная» милиция. Единственная проблема, которую, как показал опыт, в русских условиях не удалось решить удовлетворительно, – это поддерживать необходимый для сохранения навыков строевого учения режим обучения солдат и рейтаров-«территориалов».

Между тем требования к уровню подготовки как начальных людей, так и рядовых рейтаров и солдат серьезно изменились. Основные требования к личному составу солдатских, драгунских и рейтарских полков хорошо видны из письма Алексея Михайловича, человека, как уже неоднократно отмечалось выше, неравнодушного к военному делу. Военные знания Алексея Михайловича носили умозрительный, книжный характер, и черпал он их из разговоров с иностранными офицерами и генералами или из доступной переводной литературы818. Во всяком случае, переписка Алексея Михайловича с воеводами и полковниками показывает, что он неплохо знал основные положения «Учения и хитрости…» и хорошо ориентировался в вопросах современного ему строевого учения и тактики.

К примеру, в октябре 1660 г. царь писал князю Ю.А. Долгорукому: «…Да слух носитца, – как скочили поляки на Григорьев полк Тарбеева, и они выпалили не блиско. А что отняли их сотни московские твоим стройством, и то добро, а впредь накрепко приказывай, рабе Божий, полуполковникам и началным людем рейтарским и рейтаром, чтобы отнюдь никоторой началный, ни рейтар, прежде полковничья указу, и ево самово стрелял бы карабинной и пистонной, нихто по неприятелю не палил…». При этом Алексей Михайлович предписывал, чтобы «…ружья в паленье держали твердо и стреляли они же по людем и по лошадем, а не по аеру, и пропаля бы первую стрельбу, ждали с другою стрельбою иных рот неприятельских…». Продолжая свою мысль дальше, царь требовал от начальных людей: «…Полковникам и головам стрелецким надобно крепко знать тое меру, как велеть запалить, а что палят в двадцати саженях, и то самая худая, боязливая стрельба, по конечной мер пристойно в десять сажень, а прямая мера в пяти или в трех саженях, да стреляти надобно ниско, а не по аеру…».

Кроме того, Алексей Михайлович в этом же письме требовал от воеводы, чтобы тот «…да для помычек твоего полку конных вели рейтаром и пешим промешки строить пространнее, и как лучитца помчать конных, вели им бежать в промешки, а строю не вели ломати и стирать (выделено нами. – П.В.)… прикажи, а будет помчать из далека конных на стройных людей пеших или конных, на середине роты, а не в те промешки, которые на то устроены, вели разступатся строем, а буде на конечныя роты, вели потому же разступатся или тем же конечным ротам отдаваться и заходить за полк; в драгунских бы полках были надолобы с пиками, и к бою бы их носили, а не возили…»819.

Строевое учение становится постепенно нормой, причем интенсивность его во время войны существенно увеличилась. Если до войны иностранным и русским начальным людям, направленным обучать поселенных солдат и драгун, предписывалось заниматься подготовкой своих подчиненных поначалу ежедневно, а потом, с 1650 г., не реже 1–2 раз в неделю820, то шотландец П. Гордон вспоминал, что, приступив к службе в Москве, он получил в распоряжение 700 бывших беглых солдат, которых он обучал «дважды в день при ясной погоде». В другой же раз ему было поручено обучить правильной залповой стрельбе 1200 человек за 5 дней к царскому смотру. «Я с офицерами обучал их на Неглинном ручье от рассвета до темноты, давая лишь час в полдень на обед (выделено нами. – П.В.)…»821.

Успех обучения напрямую зависел от степени интенсивности муштры, и те начальные люди, которые понимали это, добивались отличных результатов. Тот же Гордон сумел подготовить своих солдат наилучшим образом. 14 января 1664 г. «…в поле у Новодевичьего монастыря соорудили возвышение, и все пехотные полки были выведены из Москвы и расставлены a la hay. Стремянной полк был построен вдоль ограды вокруг помоста, а наш – 1600 человек в двух батальонах, или эскадронах, – во фронт за пределами оной. Император, проследовав через стрелецкие полки, стоявшие по обе стороны дороги, поднялся на возвышение. 50 пар литавр на высоком дощатом помосте все время издавали нестройный гул. Затем полкам было приказано открыть огонь, что они и исполнили поочередно, хотя очень нестройно, начиная с ближайших от города, а после – Стремянной и выборные полки, стоявшие справа от нас. Когда все закончили, мы сперва выстрелили из своих шести орудий, потом из мелкого ружья, каждый эскадрон отдельно и все словно единым выстрелом; во второй и третий раз – так же. Сие настолько понравилось Его Величеству, что он приказал нам дать еще один залп, и мы сделали это весьма успешно (выделено нами. – П.В.)…»822.

В этом отрывке обращает на себя внимание отработанная тактика применения огнестрельного оружия – сперва делала залп легкая полковая артиллерия, входившая в штат полка, а потом мушкетеры, либо побатальонно, либо все разом. Строгая дисциплина и порядок, выработанные за почти неделю усиленной муштры, помноженной на опыт и усердие Гордона и его офицеров, позволили полку блеснуть своим искусством слаженной залповой пальбы даже на фоне отборных Стремянного стрелецкого приказа и выборных солдатских полков и заслужить благоволение самого государя.

Учитывая все это, становится понятным, почему, экзаменуя желающих служить русскому царю иностранных офицеров, русские требовали от них прежде всего знаний строевых обращений и приемов. О таком экзамене подробно рассказал будущий генерал шотландец П. Гордон, вспоминая о начале своей службы русскому царю823.

В этом рассказе обращает на себя внимание некоторое непонимание относительно цели экзамена, возникшее между Гордоном и его русским начальством. Между тем в этой дискуссии каждый из спорящих был прав – Гордон привык иметь дело уже с более или менее обученными солдатами и для него главным было научить их повиноваться его приказам и вести их в бой, тогда как для И.Д. Милославского, экзаменовавшего Гордона, важнее было умение вымуштровать, подготовить солдата надлежащим образом. Боярин, заведовавший важнейшими военными приказами, Стрелецким, Иноземским и Рейтарским, нес прямую ответственность перед своим зятем, Алексеем Михайловичем, за боеспособность армии и потому был кровно заинтересован в том, чтобы в его подчинении были толковые и грамотные офицеры-инструкторы (выделено нами. – П.В.). Фактически в данном случае здесь идет речь о старом споре – кем должен быть командир, передовым бойцом или все-таки прежде всего воспитателем солдат, их учителем. Судя по всему, русских в иностранцах, претендовавших на офицерские патенты московского царя, интересовал прежде всего второй аспект, тогда как большинство иностранных начальных людей продолжали мыслить категориями XVI в. Такого рода экзамены позволяли московским нанимателям отсеивать, как писал Гордон, «дурных и посредственных» офицеров, поскольку ошибки обходились слишком дорого и в прямом, и в переносном смысле. Поэтому они проводились постоянно, о чем свидетельствуют документы Разрядного и Иноземского приказов и свидетельства иностранцев824.