Мошенники времени - Роберт Линн Асприн

— Эй, это же я, Скитер. Ты не раб, Маркус. Если ты хочешь сказать что-то, я выслушаю. Если мне надоест слушать, я, возможно, просто усну. Черт, да я и так могу уснуть. Я до сих пор чувствую себя так, словно меня всего избили, а спина и руки не отошли еще от напряжения.

С минуту Маркус молчал.

— Это все тот твой прыжок. Никогда в жизни не видел ничего подобного.

Скитер фыркнул:

— Ты просто не видел ни одной записи с летних Олимпийских игр. Прыжок с шестом, только и всего. Немного выше, конечно, чем прыгают обычно, но у меня было преимущество — рост лошади. Так что довольно. Убери с лица это восторженное выражение и выкладывай, что у тебя на уме.

— Я… ну, в «Замке Эдо»… то, что я сказал тогда…

— Я заслужил каждое слово, — пробормотал Скитер тихо-тихо. — Так что не бери в голову, Маркус. Бог мой, я был самоуверенным глупцом, когда обманул тебя, когда поставил перед выбором: честь или семья.

С минуту оба молчали.

— А в твоей деревне, там, во Франции, — продолжал Скитер. — Должно быть, ваши мужчины очень серьезно относились к чести, если даже человек, покинувший ее восьмилетним мальчиком и выросший в римском рабстве, до сих пор ставит честь превыше всего.

Маркус долго не отвечал.

— Я был не прав тогда, Скитер. С той минуты, когда Фарли обманом завлек меня сюда и продал распорядителю арены, я понял, что даже честь — ничто по сравнению с необходимостью защищать родных людей. Я только причинил боль Йанире и моим девочкам…

Скитер не сразу понял, что Маркус плачет.

— Эй! Послушай меня, Маркус. Все мы совершаем ошибки. Даже я.

Это заявление вызвало у Маркуса улыбку сквозь слезы.

— Главное — то, что каждый раз, когда ты оказываешься на лопатках или разбиваешь себе нос обо что-нибудь, ты учишься. Какую бы глупость ты ни совершил, запомни этот урок, чтобы не наступать на те же грабли второй раз, и смело шагай дальше. Мне бы ни за что не выжить в стойбище Есугэя, если бы я не извлекал уроки из тех миллиардов ошибок, что наделал там. Знаешь, как это ни странно, но я постепенно понял, что этот кровожадный монгол роднее мне, чем мой настоящий отец. Я не говорил тебе еще, что он сделал меня дядей Тему? Поверь мне, у монголов это чертовски большая честь и ответственность — дядя первенца самого хана. И знаешь, он ведь был очень славный мальчуган, ползал по юрте, сворачивался клубком на коленях у матери, иногда просил, чтобы «дядя богда» поиграл с ним… Когда я думаю о том, что ему пришлось пережить подростком, что это сделало с ним, что это сделало из него, мне иногда хочется кататься по земле и выть оттого, что я ничего не могу изменить.

Молчание Маркуса насторожило Скитера.

— В тебе очень много боли, Скитер, — произнес тот наконец. — Слишком много. Тебе надо излить ее всю, иначе ты так и не выздоровеешь.

— Эй, а я-то думал, что это Йанира у вас в семье читает мысли!

На этот раз смех Маркуса прозвучал искреннее.

— У нашего народа… у нас в семье… тоже имелись кое-какие… способности, которые передавались из поколения в поколение.

— О боже, только не говори, что ты еще и медиум.

— Нет, — ответил Маркус, и на этот раз улыбка его была самой что ни есть неподдельной — Но… ты ведь никогда не расспрашивал меня о моей семье.

— Мне казалось, что это сугубо личное, дружище.

Голос Маркуса снова предательски дрогнул.

— Ты все еще называешь меня другом? После всего того, что я сделал с тобой? Разве могу я быть тебе другом?

— У меня с этим никаких проблем. А вот у тебя? Снова последовало тяжелое молчание.

— Да, — тихо сказал Маркус наконец. — Возможно, я сошел с ума, что говорю это, но после всего того, чем ты пожертвовал, чтобы выдернуть меня из рабства… Я вообще не знаю теперь, что о тебе думать, Скитер. Ты обкрадываешь простых хороших людей, и ты же отдаешь эти краденые деньги — по крайней мере часть их — Найденным, чтобы помогать нам…

— Откуда тебе это известно? — спросил Скитер, чуть не задохнувшись от неожиданности. Маркус негромко рассмеялся.

— Ты так уверен в том, что про тебя никто ничего не знает, Скитер. У Найденных много способов узнать то, что нам необходимо. Так мы узнали, например, откуда попадает к нам часть денег.

— О… — только и сказал Скитер, потом опомнился. — Ну что ж, надеюсь, что эти пусть и неправедным путем полученные деньги все-таки помогли. — Он повернулся на жесткой кровати и застонал от боли в мускулах от плеч до бедер, от бицепсов до кистей.

Какое-то шевеление в темноте встревожило его. Потом, когда его обнаженного плеча коснулись руки, эта тревога сменилась паникой.

— Что ты делаешь, Маркус? Тот разминал его плечи так, словно они были из теста.

— Делаю то, к чему приучен с детства. Меня обучили унимать хозяину боль в спине, в плечах, в ногах и где еще у него может болеть. Ты лежи, Скитер. Я разомну тебя и через тунику, ведь у тебя нет предубеждений — это правильное слово? — римлян. Твоя замкнутость — все равно что черное покрывало, которое ты накидываешь на себя. Таков уж, видно, твой выбор: каждый человек хранит свое, личное, в неприкосновенности.

Что-то в голосе Маркуса, добавившись к другим его случайным замечаниям, вдруг выдало Скитеру правду, ужасную правду о детстве Маркуса. Теперь Скитер знал — знал, но все равно не верил, не получив подтверждения.

— Маркус!

— Что, Скитер? Что-то не так? Я сделал тебе больно?

— Нет. Нет, все в порядке. Похоже, завтра я даже смогу нормально двигаться.

— С бальзамом было бы еще лучше, но у нас все равно нет денег купить его.

— Маркус, заткнись, пожалуйста. Мне надо спросить у тебя что-то действительно важное. Тебе не обязательно отвечать, но мне все равно надо спросить это. Твой старый хозяин — тот, что был у тебя до того, как этот ублюдок Фарли протащил тебя через Римские Врата… когда ты делал ему массаж вроде этого, не требовал ли он… не приказывал ли… и другого?

Руки, внезапно замершие на его плече, и зловещая тишина, прерываемая только дыханием, лучше всяких слов ответили Скитеру на его вопрос.

Странно, но Маркус все же ответил — сдавленным шепотом, выдававшим то усилие, с которым давались слова этому гордому человеку:

— Да. Да, Скитер, он требовал. Он… он был не первый.

Скитер не выдержал:

— Не он? Тогда кто же, черт подрал, изнасиловал тебя первым?

Застывшие на его плече руки Маркуса болезненно дернулись.

— Я даже не знаю его имени. Это случилось на невольничьем корабле. Он и был первый.

Это шокировало Скитера больше всего, а ведь ему доводилось видеть в Монголии, как пленных насиловали, прежде чем вспороть от горла до гениталий и оставить истекать кровью.