📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгДетская прозаДагги-Тиц - Владислав Крапивин

Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 157
Перейти на страницу:

— Не получится… Это ведь не картинка на бумаге, как зачеркнешь… Это как стеклянная банка. Разлетелась на осколки, не склеишь…

— А тогда… — В Борьке дрожала напряженная надежда. — Ну, давай тогда, чтобы всё по новой… а? Будто познакомились сегодня…

«Да уж, познакомились», — подумалось Лодьке. Но досады на Борьку не было ни капельки, и если «по новой»… может, и правда что-то получится?

По крайней мере, неловко было говорить «нет».

— Ну, давай, — сказал он, стараясь, чтобы это не прозвучало совсем равнодушно.

Борька мигнул и протянул слегка растопыренную ладонь. Лодька, глядя на нее, дал свою. Он обменялись рукопожатием. Было оно слегка вялым (с Лодькиной стороны), и все же Борька остался, кажется, доволен. Встряхнулся:

— А ты куда идешь?

Лодька сразу вспомнил, куда он идет.

— К одному человеку… по одному делу… — И всем своим видом показал, что намерен идти без попутчика. Борька понял.

— Тогда… скоро увидимся, да?

— Конечно… — Лодька постарался произнести это с теплой ноткой. И стал надевать спортсменки…

(Сразу следует сказать, что «по новой» не получилось — так же, как не получилось бы «склеить осколки». Лодька и Борька встречались на Стрелке, гоняли в одной команде футбольный мяч, иногда заходили даже во двор Дома пионеров поиграть в городки, и там им по-приятельски улыбался Аркаша Вяльцев. Даже как-то лазали в одной компании в Городской сад за мелкими, уже подмороженными яблочками. Но все это не вдвоем, а вместе с другими. Та прежняя ниточка понимания и желание быть друг с другом, больше не возникали…

Матвей Андреевич умер в конце сентября, накануне Борькиного дня рождения. Это само собой решило вопрос — идти ли Лодьке к Борису в гости. «Гостей» и не было: какой там праздник, если такое печальное событие. На траурном собрании в школьном зале Лодька и Борька стояли почти рядом, но не «вместе». И печаль их была не общая, а у каждого своя… И потом они существовали недалеко друг от друга, но каждый по себе — видимо, понимали неизбежность такого вот жизненного поворота.

После школы Борис Аронский уехал учиться в Омск, потом стал известным инженером-нефтянником, а с Всеволодом Глущенко они больше не встречались.

Лодька и в школьные, и во взрослые годы думал о Борьке без обиды, стараясь вспоминать все, что случалось хорошего (и ведь случалось немало!) И не взвешивал уже в уме, кто больше был виноват… Что было — то было. Правда, порой делалось грустно…

Впрочем, все это происходило уже как бы позади новых и неожиданных событий, которые начались в тот же день, после встречи в логу.)

Глава 4. Белая лошадь

Две версии

К дому на Казанской Лодька подошел, как приговоренный к эшафоту. Ноги двигались автоматически. Однако же двигались, и он оказался во дворе, перед дверью. Руки тоже двигались — он подергал проволоку (и при каждом дерганье сердце падало в желудок). Дверь привычно лязгнула и отошла.

В прихожей сильнее обычного пахло проявителем и фиксажом — из приоткрытой дверцы кладовки-лаборатории. За дверцей зловеще рассеивал красный свет фотофонарь.

На фоне этого света возник, будто Мефистофель, тощий Лев Семенович Гольденштерн.

Видимо, у Лодьки был такой покаянный вид, что Лев Семенович сразу спросил:

— Лодя, с тобой что-то случилось?

— Случилось… — И Лодька ощутил, как уши наливаются краснотой, будто впитывают свет горячего фотофонаря.

— Подожди… Я кажется догадываюсь! Ты, наверно, потерял книгу, которую взял утром! Да? Ну, не убивайся так. Их еще много, книг-то… И вообще, как говорится, утрата материальных ценностей не должна служить причиной душевных потрясений…

Лодька зажмурился.

— Лев Семенович, я не терял книгу, я… — И будто ухнул головой в ледяную бочку, как Славик Тминов зимой: —…я украл у вас порох…

— Что?! — изумленно воскликнул Лев Семенович. Его всегда высокий голос прозвучал сейчас особенно тонко.

— Да… — выдохнул Лодька.

Лев Семенович взял его за плечи. Привел в комнату. Сел на стул, Лодьку поставил перед собой — тощего мальчишку в потрепанном вельветовом костюме, с обмякшими плечами, повешенной головой и ушами, которые теперь горели сами, как два фотофонаря.

— Так… По порядку… Ничего не понимаю. Излагай.

И Лодька (почти счастливый от того, что, несмотря на весь ужас, черта преодолена) стал излагать. Про жестяной самолетик, который надо было испытать; про то как пообещал достать порох для «горючки» и побежал сюда; про то, что пришел и «жду, жду, а вас нет, а ребята там, наверно, думают, что я наболтал и смылся… ну я и подумал: всего-то щепотку…»

— М-да… — Лев Семенович поскреб ногтем впалую щеку. — Ситуация… Вообще-то я сам виноват: нельзя оставлять боеприпасы в столь доступном месте…

Лодька тихо спросил, глядя в пол:

— Лев Семенович, мне теперь больше не приходить, да?

Тот встряхнулся:

— Что?.. А! Терзанья, написанные на твоем лице, по-моему, вполне искупают твой грех… Да и кто из нас без греха? Помню, я как-то стащил из аптечки гостившей у нас тетушки… н-ну, один лекарственный препарат… для изготовления адской смеси, рецепт которой узнал у старших ребят в школе. И смесь великолепно сработала, приведя в негодность кухонный шкаф и в затяжное заиканье домработницу Полю… При этом, в отличие от тебя, я не испытывал раскаяния и признался лишь перед лицом неопровержимых фактов.

— Попало? — не удержался Лодька.

— Н-ну… папа был очень гуманный человек и препоручил исполнение приговора маме, а она попросила у Поли веник… — Лодька понял, что Лев Семенович смотрит ему за спину, там висел снимок Левушки. Лодька оглянуться не посмел, но понял: что надо идти до конца. Пробормотал:

— Моя мама сказала, что если вы вздумаете взгреть меня ремнем, она это дело вполне одобряет… — И мелькнуло даже: «А вдруг по правде?»

Лев Семенович высоко возвел брови.

— Постой… Значит, ей известно про этот случай?

— Ну, да… я ей рассказал… когда зацарапалось внутри.

— Значит, это она послала тебя ко мне?

— Вовсе нет, — с оттенком печальной гордости откликнулся Лодька. — Я сам… А это… про ремень… она сказала вслед.

— Ремень — прерогатива родителей, — усмехнулся Лев Семенович. — К тому же, я противник таких мер. Своего сына не шлепнул ни разу…

Словно темная бабочка пролетела по комнате. И чтобы отвлечь Льва Семеновича от печальной памяти (и чтобы сразу все довести до конца), Лодька горько признался:

— А еще она сказала, что это… вероломство…

— Что?

— Ну… раз вы доверили мне ключ, а я этим воспользовался… вот так… Вероломство, да?

1 ... 91 92 93 94 95 96 97 98 99 ... 157
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?