Пробуждение - Юрий Пашковский

Но тут Ирига, самая младшая, выпрыгнула из-за стола и побежала в сени. В руках у нее была тряпичная кукла.

— Тятя, не бей маму! Не бей! Вот, куколку забери, маму не бей! Маму…

Бац!

Звонкий голос Ириги оборвался. Повисла страшная тишина. Харен и Смут переглянулись и вернулись к похлебке. Они просто хотели дождаться весны.

Мать завыла. Так воет волчица, вернувшаяся в нору и обнаружившая волчат разорванными.

Отец молча вошел в комнату. Одной рукой он держал Иригу за шею.

Голмар похолодел.

На пол капала кровь.

Ирига выглядела как разорванная тряпичная кукла. Ее тоненькое тельце болталось в руке отца, а зеленые глаза будто посерели. По рассеченному лбу текла кровь. Она больше никогда не попросит сделать ей куколку…

Голмар заорал, выскочил из-за стола и бросился на отца. Загремели тарелки, когда вскочили Харен и Смут.

Голмар подлетел к отцу и воткнул нож ему в живот. Нож, оставленный матерью в хлебе. Острый. Он сам его сегодня точил. Продолжая кричать, он провернул нож, так, как рассказывал старик Гурц, бывший солдат, переживший войну с Майорангом.

Подскочивший Харен отбросил его от отца.

Голмар схватил первое, что попалось под руку, и опустил на голову Харена. Кособокий кувшин разлетелся вдребезги. Харен упал рядом с осевшим на пол отцом. Не дожидаясь, пока сзади навалится Смут, Голмар метнулся в сени. Мать лежала на полу и рыдала. Он распахнул дверь и выскочил в ночь. Сейчас. Он уходит сейчас. На руках кровь отца, но если ты стал солдатом герцога, то начал новую жизнь и старая не может предъявить тебе счет. Он побежал и…

…И в сенях хлопнула дверь. Голмар услышал веселый голос отца и вздрогнул. Что это за чувство, будто этот голос он уже слышал? Но веселость была наигранной, не было в ней светлого меда, который он помнил из детства, когда отец любил подбрасывать его в воздух и смеяться вместе с ним.

Эта веселость горчила. Отец снова был пьян. Пьян… Отец?

«Завтра, — пообещал себе Голмар. — Завтра пойду и запишусь добровольцем. Обязательно!»

Когда пал скот и умер старший из братьев, отец запил. Не было дня, чтобы после работы в поле он не возвращался пьяным из таверны. Все деньги, что были в семье, уходили теперь туда.

К постоянно улыбающемуся гному-трактирщику.

Отец вошел в комнату и хмуро оглядел всех. Мать бросилась навстречу. Она возилась с едой и не успела выйти к порогу. Голмар отвел взгляд. Он знал, что сейчас произойдет.

Правда, что-то беспокоило…

— Почему не встретила меня? — грозно спросил отец, смотря на мать, которая уже тянулась к его сапогам. Мать задрожала. — Я весь день в поле, прихожу уставший, а ты смеешь не встретить меня?! — заорал отец и ударил мать по лицу. Кулаком. Мать упала, не пытаясь защититься. Она знала, и дети знали, что, если она попытается прикрыться руками, отец рассвирепеет и схватится за плетку. А мать на сносях, она боится больше за ребенка, чем за себя.

Голмар уткнулся в тарелку. Уйду. Завтра уйду. Лучше служить в войске герцога, чем жить так. Но разве он не…

— Дир…

— Что — Дир?! — Отец схватил мать за волосы и потащил в сени. — Забылась, женщина?! Я глава дома, и когда я прихожу, ты всегда должна встречать меня и снимать мою обувь! Я, дурак, еще жалел тебя, но, вижу, жалость баб портит!

Голмар смотрел на нож, который мать оставила в хлебе. Нож был острым. Он помнил этот нож. Этот нож только что… Он смотрел на нож.

Из сеней послышались глухие удары. Иногда отец бил мать об порог, чтобы «помнила о традициях».

Старшие братья, Харен и Смут, молча ели чечевичную похлебку. Весной они должны жениться, а потом уйти на подработку в город. Они надеялись, что молодые снохи отвлекут отца от матери, и той в быту станет полегче.

Трусы… Да мы бы могли отца втроем давно утихомирить!

Вскрикнула мать. Тихо, жалостно.

— Рот закрой!

Глухой удар. Все как всегда. Голмар закрыл глаза. Уйду. Завтра. Не могу больше жить здесь. Но разве он не ушел?..

Но тут Ирига, самая младшая, выпрыгнула из-за стола и побежала в сени. В руках у нее была тряпичная кукла.

— Тятя, не бей маму! Не бей! Вот, куколку забери, маму не бей! Маму…

Нет! Ей нельзя туда! Надо остановить!

Мысли бились в голове, а рука тянула лужку ко рту, рот раскрывался и глотал похлебку. Надо было встать и задержать Иригу, но…

Бац!

Звонкий голос Ирига оборвался. Повисла страшная тишина. Харен и Смут переглянулись и вернулись к похлебке. Они просто хотели дождаться весны.

Но ведь…

Мать завыла. Так воет волчица, вернувшаяся в нору и обнаружившая волчат разорванными.

Голмар знал, что произошло. Он отчетливо знал, что произошло.

Молчаливый отец вошел в комнату. Одной рукой он держал Иригу за шею.

Голмар похолодел. Он знал, что сейчас на пол… На пол капала кровь. А Ирига выглядит… Ирига выглядела как порвавшаяся тряпичная кукла. Ее тоненькое тельце болталось в руке отца, а зеленые глаза будто посерели. По рассеченному лбу текла кровь. Она больше никогда не попросит сделать ей куколку… Никогда.

Но ведь это уже было? Ведь он тогда…

Голмар заорал. Он выскочил из-за стола и бросился к отцу. Загремели тарелки, когда вскочили Харен и Смут.

Твари! Хотят помешать ему!

Голмар подлетел к отцу и воткнул нож ему в живот. Нож, оставленный матерью в хлебе. Острый нож. Он сам его сегодня точил. Продолжая кричать, он провернул нож так, как рассказывал старик Гурц, бывший солдат, переживший войну с Майорангом.

С Гурцем он потом еще виделся, когда герцог в своем замке собрал ветеранов той войны…

Подскочивший Харен отбросил его от отца.

Голмар схватил первое, что попалось под руку, и опустил на голову Харена. Кособокий кувшин разлетелся вдребезги. Харен упал рядом с осевшим на пол отцом. Не дожидаясь, пока сзади навалится Смут, Голмар метнулся в сени. Мать лежала на полу и рыдала. Надо было остановиться, успокоить ее, но…

Он распахнул дверь и выскочил в ночь. Сейчас. Он уходит сейчас. На руках кровь отца, но если ты стал солдатом герцога, то начал новую жизнь и старая не может предъявить тебе счет. Он побежал и…

…И скрипнула дверь. Голмар услышал веселый голос отца и вздрогнул. Он знал, что сейчас произойдет. Знал. Но почему-то ничего не мог сделать. Не мог подсесть к Ириге и взять ее за руку. Не мог предупредить мать, что отец близко. Не мог.

Отец снова был пьян. Пьян…

«Завтра, — пообещал себе Голмар. — Завтра пойду и запишусь добровольцем. Обязательно!»