На заре человечества. Неизвестная история наших предков - Николас Уэйд

Даже эволюционные трансформации не обязательно закрепляются навсегда. Агрессивность яномамо, вероятно, во многом объясняется маргинальным характером среды, в которой многие из них живут. В условиях, когда воинственные мужчины имеют больше потомства, гены, поощряющие агрессивность, становятся все более частотными. Если яномамо вдруг на несколько поколений станут мирными торговцами, приоритет получит иной расклад генов. Свирепые викинги X в. стали сегодняшними пацифистами-скандинавами. Обычно здесь без вопросов принимается культурное объяснение, поскольку гены, будто бы, не могут меняться так быстро. Но ученые вполне могут недооценивать скорость действия естественного отбора в человеческих популяциях. Биологи только-только начали разбираться в генетических основах социального поведения и выявили около 30 программирующих его генов – преимущественно у разных видов лабораторных животных. Одна из самых интересных находок – генетический механизм, вызывающий быстрые эволюционные изменения в одном из поведенческих генов[13]{358}.

Возможное направление дальнейшего изучения: могут ли многовековые черты, свойственные разным сообществам, иметь эволюционные корни, например, если там в течение многих поколений носителям определенного склада личности гарантирован больший репродуктивный успех, чем всем остальным? Ученые рассуждают о разнице между обществами Запада и Востока. Ричард Е. Нисбетт, социопсихолог из Университета штата Мичиган, считает, что «существуют резкие различия в мыслительном процессе азиата и европейца», прежде всего в том, что для западного человека поведением физических объектов и живых организмов управляют точные законы, а в Азии люди понимают события через сложную паутину связей между ними. Общественные структуры в Европе и в Китае, по Нисбетту, создаются с учетом того, что азиатские социумы строятся на взаимных зависимостях, а западные – на индивидуализме{359}.

Другой ученый, военный историк Виктор Дэвис Хенсон, объясняет последовательную успешность западных армий, начиная с Древней Греции (2500 лет назад), демократическими институтами и тем, что свободные крестьяне охотно принимали строгую воинскую дисциплину, но сохраняли независимость и инициативу. «Западные идеи свободы, происходящие из раннеэллинистического понимания политики как консенсусного правления и из открытой экономики… лежали на чаше весов почти в каждой кампании, где сражались воины Запада», – пишет Хенсон{360}.

В той степени, в которой эти долговременные культурные черты на самом деле существуют, каково может быть их происхождение? Нисбетт упоминает о том, что китайская цивилизация выросла на возделывании риса, которое требует ирригационной инженерии и централизованного контроля, и поэтому простые китайцы жили в сложной системе общественных ограничений, а экология античной Греции поощряла такие занятия, как охота, скотоводство, рыбалка и торговля, которые не требуют развитой общественной структуры. Способствовало ли рисоводство конформизму, которым знамениты восточные культуры, а частное крестьянское хозяйство – крайнему индивидуализму Запада?

Учитывая склонность человеческого генома подстраиваться под среду обитания, в том числе под социальные условия, логично предположить, что многие общества оставили следы в генетике составляющих их людей и что характер того или иного общества отражает склад личности наиболее репродуктивно успешной его части. Возможно, именно это имел в виду Дарвин, говоря, что какую-то заслугу в своем эволюционном прогрессе люди могут приписать себе.

Насколько широко подобного рода процесс разворачивался в историческое время, мы пока не можем узнать. Вместе с тем новое знание о недавних эволюционных модификациях человека вызывает особый интерес, потому что наталкивает на вопрос, какое направление эволюция человека может принять в будущем. Как отмечал Дарвин, сам факт, что человек эволюционировал до своего нынешнего состояния, «может дать надежду и на лучшую судьбу в далеком будущем».

Самый невероятный элемент в научно-фантастическом кино – не путешествия со сверхсветовой скоростью и не телепортация, а то, чего публика просто не замечает, – люди. Обитатели далекого будущего всегда выглядят и ведут себя точно так же, как сегодняшние мы.

О будущей эволюции человека мы можем точно сказать одно: он не останется таким, каков сейчас. Люди станут другими, потому что среда обитания изменится, и человечеству придется приспособиться или исчезнуть.

Будущее может быть разным. Возможно, человек продолжит грацилизироваться: наверное, сообщества, предпочитающие сотрудничество и торговлю, будут преобладать над теми, которые склонны к агрессии. Возможно, наши далекие потомки будут гораздо умнее нас, ведь им придется эволюционировать в условиях усложняющегося общества, которое будет требовать все более развитых интеллектуальных способностей. Возможно, люди станут более коренастыми, их руки и ноги укоротятся – это стандартный эволюционный механизм приспособления к холодному климату, который придет с неизбежным вступлением Земли в следующую ледниковую эпоху. Возможно, человечество возобновит видообразование, разделившись на две или более касты, занимающие разные социальные ниши. И если постоянные колонии когда-нибудь возникнут на Марсе или на Европе, у тех популяций будут свои эволюционные траектории: физиология и социальное поведение людей будут подчинены условиям их новой планеты.