Читающая по цветам - Элизабет Лупас

Я испугалась. Что в послании от Нико могло быть опасного?

Тетушка Мар стащила с меня заколотый рукав. На голой коже руки я ощутила жар, исходящий от камина, и холод, царящий в остальной части комнаты.

– Говори, – велела я.

Джилл глубоко вдохнул и заученно оттарабанил, как будто это было одно предложение:

– Ходят слухи, что Рэннок Хэмилтон и француз Лорентен строят против тебя какие-то козни, береги детей, никуда не ходи одна, жо тэм ма ми.

Он так смешно произнес французские слова «Je t’aime, ma mie», что от смеха я согнулась в три погибели. Смех, страх и снова смех. Думаю, в моем смехе было что-то от истерики. Я смеялась, смеялась, пока в конце концов из глаз у меня не потекли слезы.

– Полно, не плачь, – сказала Дженет, вытирая платком кровь с моего плеча. – Мы с Уотом присмотрим и за тобою, и за детьми. Ты только скажи королеве то, что она хочет услышать про этот страховидный желтоволосый цветок, который ей так полюбился, и она освободит тебя от этого дьявола Хэмилтона, и мы все уедем домой, и как раз поспеем в Грэнмьюар к Троице.

– Я думала, что увижу его хоть ненадолго. – Я проглотила ком в горле и постаралась перевести дух. – Не представляю, как я смогу не встречаться с ним наедине еще столько недель!

– Время пролетит быстро, ma douce[96], вот увидишь, – промолвила тетушка Мар, складывая атлас. – Это правильно, что ты не будешь встречаться с ним наедине, пока… пока ты вновь не станешь незамужней.

Бедная тетушка Мар. Она не смогла даже произнести слово «развод».

– А теперь тебе надо постараться поспать, – сказала она. – Джилл, иди в другую комнату, где спят дети, и помоги Уоту и Дэйви присматривать за ними в течение ночи. А мы с Дженет останемся здесь с твоей хозяйкой.

– Я никогда не доверяла этому французу Лорентену, – заметила Дженет. – Он и этот поэт, Шастеляр, по-моему, они тоже что-то такое замышляли. Пусть только попробует меня провести!

– У нас тут есть две крепкие, тяжелые табуретки, – подыграла я ей. – Мы сможем огреть его с обеих сторон.

Мы обе хохотали, покуда у нас не заболели животы. Потом мы приготовили себе возле камина горячий напиток из вина, яиц и сахара и долго говорили о том, как мы возвратимся домой, в Грэнмьюар.

Той ночью я спала крепко.

Свадьба Мэри Ливингстон состоялась в последний день масленой недели. Тетушка Мар и Дженет облачили меня в мой розовый корсаж, такие же рукава и юбку снаружи накинули верхнее темно-зеленое придворное платье моей матери. Я подумала обо всех тех платьях и плащах, которые я носила при дворе королевы- регентши, еще до моей свадьбы с Александром, и потом, когда я приехала ко двору молодой королевы, и потом, после смерти Александра. Кто знает, куда они все подевались? Какие-то из них остались в моих прежних покоях, когда Рэннок Хэмилтон насильно увез меня в Кинмилл, остальные остались в самом Кинмилле и теперь уже наверняка заношены до дыр тамошними служанками и судомойками.

– Я привезла с собою золотую цепочку с золотым футляром для ароматического шарика, которые принадлежали твоей матушке, – сказала тетушка Мар. Она застегнула цепочку на моей талии, и футляр легко повис. Он был сделан в форме двустворчатой раковины, со створками, соединенными шарниром и усыпанными драгоценными камнями. Я почувствовала запах сушеной лаванды и тимьяна, которыми тетушка Мар наполнила его.

– И еще я привезла с собою ее бирюзу, – продолжила тетушка Мар. – Regarde-toi[97], она идеально подходит к твоим волосам – каштаново-золотистый цвет твоих волос в сочетании с зелено-голубым цветом камней. Они также оттеняют твои глаза, и делают твои щеки розовее. О, ma douce, прости меня, но ты иногда бываешь так на нее похожа.

Я чувствовала себя такой счастливой, что даже мое ожесточение против матери потеряло свою остроту. В моей душе снова зазвучал голос Нико: «Со временем тебе, возможно, захочется навестить твою матушку на Монмартре». – И мой собственный упрямый ответ: «Я никогда не поеду в монастырь на Монмартре».

Но может быть, я и поеду. С Нико и детьми.

Я крепко обняла тетушку Мар.

– Спасибо тебе за то, что привезла их, – сказала я.

С помощью Дженет она вплела бирюзу в мои волосы и сверху надела на них то же белое газовое покрывало, которое я надевала на свою аудиенцию у королевы, свежевыстиранное и накрахмаленное.

– А теперь все ждите меня здесь, – сказала я. – Среди гостей на свадьбе Мэри Ливингстон я буду в полной безопасности, а Нико будет прислуживать королеве. Я уверена, что мне и ему ничего не грозит, но я беспокоюсь за Майри и Китти – ведь Рэннок Хэмилтон сейчас в Эдинбурге.

– Дэйви пойдет с тобой, – сказал Уот Кэрни. – Нет, Ринетт, не спорь со мной. Он крепкий парнишка. Джилл, Дженет и я будем присматривать за детишками, и готов поспорить, что Мадам Лури и Сейли тоже не подкачают, если возникнет какая-нибудь угроза.

– Закрой дверь на засов, – попросила я. – Пожалуйста.

– Непременно.

Я поцеловала своих девочек и отправилась в королевскую часовню в Холирудском аббатстве, сопровождаемая Дэйви Мором и церемониймейстером, у которого от всех наших предосторожностей глаза округлились, как плошки.

В день своей свадьбы Мэри Ливингстон была одета в серебряную и золотую парчу, и в волосах ее блестел жемчуг. Перед ее юбки из серебряной парчи, расшитый завитой серебряной нитью, и нижняя юбка из серого атласа, отделанная по краю золотым галуном, были подарены ей королевой. Щеки ее разрумянились, глаза сияли; как счастлива она была с простым, нетитулованным Джоном Семпиллом, всего лишь младшим сыном лорда.

– Королева подарила им огромную кровать, у которой балдахин сделан из алого бархата с черной бархатной вышитой каймой по краям и занавесками из алой тафты, – шепнул мне на ухо голос, говорящий по-английски. – Вы представляете, как она и молодой Джон Семпилл будут резвиться голые посреди всех этих черных и алых тонов?

Это был Генри Стюарт, лорд Дарнли. Как обычно, он выглядел как ангел, был одет как принц и разговаривал как кабацкий пьянчуга. Я удивилась: отчего он сейчас не в свите королевы, расположившейся на противоположной стороне часовни?

– Невеста прекрасна, милорд, – ответила я. – А королева сделала молодым очень щедрый подарок. Что же до всего остального, то это не касается ни меня, ни вас.

– Странно слышать намеки о святости брака от вас, мистрис Марианетта.

Я ничего не ответила.

– Ваш муж – отличный малый. Он отменно сложен, и плечи у него, как у вола, ходящего под ярмом. Должно быть, в супружеской постели он был настоящим жеребцом, хотя у вас двоих и не было занавесок из алой тафты.