Завоевания крестоносцев. Королевство Балдуина I и франкский Восток - Стивен Рансимен

Мануил провел в Антиохии восемь дней, на протяжении которых одно торжество сменяло другое. Сам император хотя и казался во время различных пышных мероприятий горделивым и величественным правителем, излучал обаяние и дружелюбие, очаровавшие антиохийцев, а щедрость, с которой он раздавал подарки как представителям знати, так и простым горожанам, заставила людей радоваться еще больше. Решив сделать приятное людям, происходившим с Запада, он организовал турнир, в котором принял участие сам вместе со своими товарищами. Мануил был превосходным наездником и сражался весьма достойно, в отличие от своих военачальников, для которых езда верхом была лишь средством передвижения, а не самоцелью и которые не сумели произвести на зрителей такого же сильного впечатления, как рыцари с Запада. Дружеские отношения между императором и королем, являвшимся мужем его племянницы, становились все крепче. Когда Балдуин сломал руку на охоте, Мануил настаивал на том, что должен стать его личным лекарем. (Здесь следует вспомнить, что как врач он уже консультировал короля Германии Конрада.)

На протяжении наполненной торжествами недели авторитет императора еще больше вырос. Однако Жерар из Латакии был прав: Мануил стремился не к завоеваниям, а к тому, чтобы улучшить свою репутацию. Когда торжества подошли к концу, он вернулся к своим солдатам, лагерь которых располагался за пределами городских стен, и двинулся на восток — к границе с мусульманами. Почти сразу же к нему прибыли послы Нур ад-Дина, уполномоченные на ведение мирных переговоров. Император принял послов и вступил с ними в диалог, чем привел в ярость латинян, ожидавших, что он отправится в поход на Алеппо. Когда Нур ад-Дин предложил отпустить всех пленников-христиан, целых 6000 человек, находившихся в его темницах, и послать своих солдат в поход против турок-сельджуков, Мануил согласился отказаться от планов по завоеванию Алеппо.

Возможно, император вообще не собирался отправляться в этот поход. Крестоносцы, как и их современные почитатели, могли сколько угодно обвинять его в предательстве, но Мануил вряд ли мог сделать что-то еще. Сирия была жизненно важна для крестоносцев, но для Мануила она являлась всего лишь одной из множества приграничных территорий, причем не самой значимой. Он не мог на протяжении долгого времени оставаться в самом конце длинной и небезопасной линии коммуникаций или, какой бы выдающейся ни была его армия, подвергать ее риску причинения тяжелых потерь.

К тому же император не хотел ослабления Нур ад-Дина. Благодаря собственному печальному опыту он понимал, что франки не станут поддерживать его, если не будут испытывать страх, а значит, избавляться от основной причины, его вызывающей, глупо. Кроме того, союз с Нур ад-Дином был нужен Мануилу для того, чтобы начать войну с гораздо более опасным врагом империи — анатолийскими турками. Однако впоследствии именно благодаря помощи, оказанной императором, Нур ад-Дин не сумел захватить Египет, ибо это роковым образом сказалось бы на установившемся равновесии. Возможно, если бы он был не столь неосмотрителен, он сумел бы добиться более выгодных условий. Однако Мануил был обеспокоен новостями о готовившемся в Константинополе заговоре и о проблемах, возникших на европейской границе Византии. Таким образом, он не мог позволить себе оставаться в Сирии.

Тем не менее союз с Нур ад-Дином оказался ошибкой с точки зрения психологии. На протяжении какого-то времени франки были готовы считать императора своим предводителем, но, как и предвидели наиболее мудрые из современников тех событий, его гораздо больше интересовала судьба его империи, чем то, что произойдет с ними. Не утешило их и освобождение пленных христиан. В их числе был ряд рыцарей, таких как магистр тамплиеров Бертран де Бланшфор, но по большей части это были германцы, захваченные в плен во время Второго крестового похода. К тому же среди них находился Бертран Тулузский, претендент на престол Триполи, возвращение которого на политическую арену могло бы значительно осложнить обстановку, если бы не тот факт, что во время нахождения в плену его здоровье значительно ослабло.

После заключения договора император вместе со своим войском отступил на запад, поначалу двигаясь медленно, а затем, когда Мануил услышал тревожные новости из столицы, ускорившись. Некоторые из сторонников Нур ад-Дина вопреки желанию своего господина пытались докучать византийцам, а когда, решив сберечь время, они стали срезать путь через территорию, принадлежавшую сельджукам, последовал ряд стычек с войсками султана.

Однако в конце лета византийская армия, сумев избежать какого-либо урона, прибыла в Константинополь. Примерно через три месяца Мануил снова вернулся в Азию, направляясь в поход против сельджуков, во время которого он собирался применить новые, более мобильные тактические приемы. Тем временем его послы пытались создать союз, направленный против сельджукского султана Кылыч-Арслана II.

Нур ад-Дин, который, узнав об уходе Мануила, испытал глубочайшее облегчение, проник, выйдя с земель в среднем течении Евфрата, на территорию, принадлежавшую сельджукам. Представитель династии Данишмендидов Якуб Арслан атаковал с северо-востока, причем сумел добиться того, что султан был вынужден отдать ему земли вокруг Альбистана, что в горах Антитавра. Тем временем византийский полководец Иоанн Констостефан, собрав дань, которую в соответствии с условиями договора должны были предоставить ему Рено и Торос, и захватив с собой отряд печенегов, оставленных Мануилом в Киликии, двигался по перевалам в горах Тавра. В свою очередь, Мануил, вместе с византийской армией, получив подкрепление от правителя Сербии и завербовав часть католических паломников, корабли которых, достигнув Родоса, повернули обратно, двигался вверх по долине реки Меандр.

Султану пришлось разделить свое войско. Когда Констостефан одержал сокрушительную победу над турками, которые должны были противостоять ему, Кылыч-Арслан решил прекратить сопротивление. Он написал императору письмо, где в обмен на мир обещал вернуть Византии все греческие города, занятые мусульманами за несколько предшествовавших этому лет, следить за тем, чтобы границы не нарушались, а количество набегов уменьшилось, и направить в византийскую армию отряд турок, который должен был сражаться за императора везде, где это будет необходимо. Мануил согласился на эти условия, но в качестве туза в рукаве оставил мятежного брата султана Шахиншаха, прибывшего в Константинополь в поисках защиты. Для того чтобы утвердить договор, Кылыч-Арслан отправил в столицу Византии своего канцлера — христианина Кристофера, который должен был договориться об официальном визите султана ко двору императора.

Военные действия прекратились летом 1161 г., а следующей весной Кылыч-Арслана встречали в Константинополе. Его принимали с большой помпой, воздавали всевозможные почести и осыпали подарками. Однако в то же время византийцы всеми силами подчеркивали, что он всего лишь вассал императора. Новость о том, что султан посетил Византию, произвела сильное впечатление на всех правителей государств, расположенных на Востоке.

В целом судить о восточной политике Мануила нам следует именно в этом ключе. Он сумел значительно поднять свой авторитет, что было столь важно для него, и, по крайней мере на время, усмирил сельджуков, представлявших наибольшую угрозу для Византии. Благодаря этому успеху императора франки получили ряд преимуществ. Нур ад-Дин не был побежден, но испытывал страх и теперь не был готов к нападению на христианские государства. В то же время благодаря заключенному с сельджуками миру снова стал доступен путь по суше, по которому передвигались паломники с Запада. Это, в свою очередь, способствовало увеличению их числа, и то, что на Восток не прибыло больше людей, было обусловлено политикой европейских правителей, войнами между Гогенштауфеном и сторонниками папы в Германии и Италии, а также Капетингами и Плантагенетами во Франции. Однако, несмотря на то что на протяжении последующих 20 лет Византия пользовалась наибольшим влиянием на севере Сирии, среди франков было совсем немного людей, искренне питавших теплые чувства по отношению к ее жителям.