Обжигающий север - Алена Медведева

Муж невозмутимо продолжил идти и спокойно, если не буднично, припечатал ответом:

– Придется выпороть в воспитательных целях – совсем разболталась, – поперхнувшись воздухом и едва не утратив концентрацию, результатом чего стала бы захлопнувшаяся воронка над нашими головами, – ни толики впечатленности или осознания моей грозности в его тоне я не уловила.

Пока я проникалась незыблемостью жизненных взглядов мужа, мы поднялись на борт своего транспортировщика. Опомнилась, когда вслед за сомкнувшейся дверью входного шлюза почувствовала легкую вибрацию, возвестившую нам о старте. Мы отправлялись домой!

Рид, поставив меня на ноги, без лишних слов притянул к себе и, склонившись, прижался своим лбом к моему. Его желтые глаза ярко светились в полумраке отсека, пристально, с вопросительным выражением, вглядываясь в мои. Дыхание стало отрывистым и неровным, выдавая сдерживаемое волнение и тревогу.

– Как же хорошо, что все обошлось... – прошептал муж.

– Да, – шепнула я в ответ, понимая, что мы были в шаге от того, чтобы потерять друг друга. – Но главное, что в итоге мы втроем вместе и все хорошо. Обязательно будет хорошо!

И пусть предстояло еще многое решить, суметь обрести пошатнувшееся доверие, в каком-то смысле заново узнать друг друга, но все это было осуществимо. Ведь между нами было главное – взаимность, а с остальным мы справимся!

Позади остались встреча с друзьями, сытный мясной обед и подробный рассказ о моих приключениях. Сейчас, вымывшись, мы вдвоем сидели на кровати в полумраке каюты, опираясь спинами о стену, и молчали. Вопросов друг к другу было немало, но начинать их задавать было страшно. По крайней мере, мне… кто знает, что принесут ответы.

– Твой отец, – Рид заговорил первым, – я зря так долго тянул с этим. Надеюсь, ты сможешь понять причины моего молчания. Я обещал ему, что не посвящу никого в обстоятельства нашей встречи. Полагаю, он надеялся, что это обойдет тебя стороной. Но теперь, поскольку ты сумела стать полноценным проводником, к тому же знаешь о том, что мы с Лаошем встречались... думаю, он позволил бы мне нарушить обещание,

С трудом сдерживая участившееся сердцебиение, я сосредоточенно вслушивалась в слова Рида. Узнать все, разобраться в этой незнакомой мне станице жизни мужа было необходимо.

– Мне было пятнадцать, когда мы с Зудом и Дитором, согласно внутреннему желанию, покинули Ваэл. В потоке левиоров принято отмечать взросление такой формой самостоятельности – покидать свои семьи в тот момент, когда чувствуешь, что готов уйти искать свою судьбу и нести ответственность за это свое решение. Но у каждого это ощущение появляется в разное время, у кого-то слишком рано. Конечно, нельзя отпустить, по сути, еще подростков в неизвестность часто враждебного мира без возможности обратиться за помощью в критический момент, – ловя каждое слово мужа, я напряженно выдохнула, кажется, впервые задумавшись над этой их особенностью. Ведь мои дети так же будут воспитаны отцом в духе подобного мировоззрения. – Поэтому у каждого старха из нашего потока есть возможность связи с другими из левиоров, возможность попросить о помощи.

– А принадлежность к потоку от чего зависит? – отрывисто перебила мужа.

Рид на секунду озадаченно замолк, а потом, соотнеся собственные слова с моими познаниями, разъяснил:

– Доподлинно не скажу, это с древних времен идет, еще с нашей изначальной планеты. Проводники утверждали, что это зависит от средоточия внутренней энергии в теле каждого: если в голове – то к потоку каранов относят, если в сердце – левиоры, если в области рук – к ленглам, ну и так далее. Возможно, ты сама сможешь в этом разобраться как-то, мне сложно представить и объяснить. В возрасте десяти лет каждый старх проходит специальный обряд, который выявляет принадлежность к потоку. Но и раньше видна предопределенность по сторонним характеристикам.

Надо будет присмотреться, у кого где концентрируется жизненная сила, взяла я себе на заметку. И еще... буду надеяться, что наши дети будут принадлежать к другому потоку. Все же отпустить своего ребенка в неизвестность...

– Так вот, – Рид вновь вернулся к рассказу, – мы сбежали, намереваясь наняться в экипаж космического звездолета другой расы. По глупости Дитора оказались у пиратов. Но ты, наверное, не помнишь этого, так как была в то время совсем малышкой. Лаош вскользь упоминал о своем ребенке. Он пожалел нас, помог мне спасти друзей. Но в обмен, так принято у нас, я должен был отозваться на любой его призыв о помощи. Те татуировки, что есть на моем теле, это особенность нашего потока. Там не просто специальная краска, там особое вещество, что вкрапляется в кожу. Это аналог специального металла, обладающего специфичными свойствами: он воспринимает импульсы определенной частоты, улавливает их и реагирует своеобразными колебаниями собственной молекулярной решетки, что приводит к сильнейшему зуду. И чем ты ближе к источнику этих импульсов, тем ощущаемое раздражение меньше. В обмен на помощь я сообщил твоему отцу, на какую часть спектра настроены мои «датчики-татушки». Кроме него знает только Зул (мне стало понятно, почему муж так уверенно ощущал, что наш капитан находился недалеко от Иволона!). И представь себе мое изумление, когда во время полета на Ваэл за запасами я вдруг почувствовал невыносимый зуд и понял, что меня призывают на помощь? Причем Зул был рядом, и я понимал, что призыв отправлен твоим отцом. Спустя столько лет. Конечно, отправился к источнику зова, стремясь унять собственные ощущения и вернуть старый долг.

– Но как... – я резко поперхнулась воздухом, отпрянув от мужа, – на тот момент, когда я оказалась в изоляторе, отец уже больше года как погиб. Он не мог отправить тебе просьбу о помощи!

Недоуменно вглядываясь в полумраке каюты в желтые глаза мужа, я всплеснула руками. Рид осторожно склонился в мою сторону и, плавно обхватив мои плечи своими большими ладонями, притянул назад, вновь прижимая к своему боку.

– Не мог, – кивнул муж согласно. – Это ты его отправила.

Опешив на секунду, я тут же отрицательно покачала головой.

– Не торопись отрицать, – уверенно заявил муж, успокаивающим жестом коснувшись моих волос. – Этому отец, наверное, тоже ненавязчиво научил тебя. Подумай, может быть, какое-то движение или устро...

– Серьга! – вдруг сообразив, перебила я его. И начала рассказывать, едва не захлебываясь словами. – Мамина. Единственное украшение, что у неё было – крохотный гвоздик в ухе. Она перед смертью мне его отдала, заручившись клятвой, что носить его буду не снимая. А отец... он постоянно насмехался над тем, что я ее в ухо себе вдела. И я назло ему носила. Он всегда издевался, говоря, что, как к матери на тот свет засобираюсь, так чтобы серьгу не забыла, будем по очереди носить. И... когда нас патрульный крейсер задержал и всех переводили на ведомственный звездолет, сережку снять заставили. Возможно, именно это и служило сигналом какой-то энергетической настройки – импульс с примером моей «жизненной силы» улетел к тебе.

– А я, – подхватил мою речь муж, – в максимально сжатые сроки – еще удачно, что как раз за запасами летал и был не очень далеко, добрался до изолятора и сумел по общей базе задержанных выяснить, что твой отец сюда не попадал. И был в недоумении, о его ребенке в тот момент и не вспомнил. Однако именно в изоляторе неприятные ощущения меня сразу покинули. Поэтому был озадачен – Лаош должен был быть тут, но его не было. Пока размышлял, в помещении доступном для внешних визитеров набралось несколько мужчин, а потом выгнали на огороженную площадку узниц. И я почуял в тебе нашу кровь.