Черный день - Алексей Доронин

Оказавшись в воде, лучше сразу нырять, чтобы облегчить расставание с жизнью. Без смены сухой одежды, без угла, где можно согреться и обсохнуть, и без тех, кто мог бы помочь, укутать, растереть, человек, промокший до нитки на двадцатиградусном морозе, обречен. Надо рассуждать здраво и выбирать легкую смерть.

Саша заранее знал, что не пойдет по льду ни за какие пряники. Сорвись он с моста — и смерть будет легкой и мгновенной, а вот вода, заполняющая легкие, такого эффекта не даст. Парень потряс головой, будто отгоняя неприятное видение, и решительно шагнул вперед. Нет уж, дудки. Лучше чувствовать под ногами высоту, а не глубину.

Черт побери, надо-таки поторапливаться. Слишком близко к эпицентру. Конечно, он не голый, да и времени с момента удара прошло немало, но все-таки на нем даже марлевой повязки нет, один шарф. Надо прибавить шагу. Здесь, на левом, западном берегу он каждую секунду получает небольшую дозу. А ведь она имеет свойство накапливаться.

Данилов передвинул переключатель на своем верном динамо-фонаре обратно в «экономичный» режим. Чтобы выбирать направление, этого света будет достаточно, а большего ему и не надо. Когда под тобой пропасть, то чем меньше видишь, тем дальше будешь.

— Так, дети, никогда не повторяйте этого, — пробормотал Александр, делая первый шаг. — Железнодорожные мосты не предназначены для пешеходов. Но если очень надо…

Лыжи он снял и повесил за спину. До противоположного берега было около километра или двух. Всего-навсего. Парень шагал быстро и вроде бы уверенно, хотя первым его побуждением было припасть к земле и ползти на четвереньках. Но Саша догадывался, что так он куда вернее лишится контроля над собой и потеряет равновесие.

А контроль был необходим. Парень до сих пор жил именно потому, что заставлял себя держаться на плаву. «Ужасные стрессы» прежней жизни теперь казались ему уморительными. Подумаешь, защита диплома или собеседование перед приемом на работу. Каждый день сейчас мог стоить месяца тогда.

Вот и теперь Александру хотелось ползти ужом, но он поднимал себя и, стиснув зубы, гнал вперед, как скотину на убой, как в атаку на пулеметы, загоняя ужас поглубже и стиснув зубы, чтоб не стучали, сбивая с ритма.

Несколько раз его валенки почти теряли сцепление с дорогой — мост, открытый всем ветрам, был хорошо очищен от снега. Саша держал равновесие, как опытный канатоходец. Сложно сказать, удалось бы это ему, будь на нем скользкие ботинки. Наверно, он тогда испытал бы недолгое, но захватывающее чувство полета. Дважды ему показалось, что под ногами что-то осыпается и трещит. Но он шел, чуть наклонившись вперед, светил и смотрел только прямо перед собой, запретив себе отводить глаза в сторону.

Переход показался Саше вечностью, хотя вряд ли длился больше двадцати минут. Но когда нет других ориентиров, кроме собственных шагов, тяжело отмахнуться от дежавю и поверить, что не топчешься на месте, снова и снова проходя один и тот же участок пути, прокручивающийся под ногами, как лента эскалатора. Только на другом берегу парень позволил себе остановиться и присесть. Все его мышцы болели и подергивались — сказывалось напряжение. Но расслабляться было рано, он все еще находился слишком близко к опасной зоне. Для того чтобы устроить привал, надо было отойти от черты города хотя бы на пять километров. А это еще час пути. Потом он передохнет и только после еще одного такого отрезка будет искать место для ночлега.

Саша, наученный горьким опытом, больше не раскладывал свой спальный мешок где попало. Если вокруг не было капитальных построек, то он продолжал движение, пока не находил их, даже если валился с ног от усталости. Воспоминания о кошмаре, пережитом пару дней назад, когда он расположился на ночлег в погребе, а утром обнаружил, что его занесло, были еще свежи. Быть похороненным заживо — что может быть страшнее? Только участь ходячего трупа, которым он себя все чаще ощущал.

В этот раз его приютила будка смотрителя на переезде. Что бы он делал без Министерства путей сообщения? Нетронутый снег вокруг нее говорил в пользу того, что она не занята, но Александр из предосторожности потратил четверть часа на скрытное наблюдение и только после этого зашел внутрь.

Нет, там не было не души. Даже неприкаянных душ не было. Бедненькая обстановка, голые стены, шанцевые и прочие инструменты вдоль них. Могилу, что ли, выкопать? Не дождетесь.

Зато у другой стенки — прекрасная буржуйка. Дымоход выведен наружу, так что отравление угарным газом не грозит. Окна целы, заклеены бумагой крест-накрест и даже закрыты ставнями, что вообще чудесно. Какой же идиот покинул такую комфортабельную «хижину дяди Тома»? Не иначе тоже на юга подался.

Именно попадая в такие уютные места, Данилов задумывался о том, что неплохо бы где-то осесть и прекратить этот затянувшийся турпоход. «Зачем ты идешь туда? — вопрос возник у него в голове настолько четко, что Данилову показалось, что его задали вслух. — Думаешь, там тебя кто-то ждет?»

Мысль эта грубо оторвала Сашу от того ощущения расслабленности, которое возникает, когда приходишь с мороза и постепенно отогреваешься. Он ворочался с боку на бок на кушетке в маленькой каморке рядом с пышущей печкой, но ему снова было холодно. Этот вопрос испортил парню удовольствие и от вкусной каши с тушенкой, которую он разогрел на печке.

Не сказать, чтобы эта мысль мучила Сашу постоянно. Он не мог себе позволить подобную роскошь при всех опасностях, нависших над его существованием, но во время редких передышек она навещала его как призрак старинного замка, выныривая из темных глубин памяти. В такие моменты парень чувствовал себя неуютно, даже если был сыт и обогрет.

Ведь если быть честным с собой, то спрашивать надо о том, осталось ли хоть что-то в родном городе. И ответ на него напрашивался.

Да, ему можно было остановиться. Двухнедельный запас пищи, который он имел с собой, легко превратить в месячный, если немного умерить свой аппетит. Останется законопатить все щели, завесить двери и окна одеялами, заготовить побольше дров… Месяц можно будет продержится с относительным комфортом, а там посмотрим.

Можно остановиться. Но тогда появится слишком много свободного времени и мысли начнут грызть его с удвоенной силой, а отчаяние заставит своими руками затянуть петлю на шее. Ему не продержаться и недели, и никакой запас еды не спасет. Он сойдет с ума от одиночества и горя.

Надо было идти, каким бы безумием это ни выглядело. Во время тяжелых переходов пронизывающий ветер прогонял все скверные мысли, а холод заставлял организм направлять кровь, которая в состоянии покоя подпитывала головной мозг, на обогрев замерзающих конечностей. Так зима из врага превращалась в Сашиного союзника, помогая ему бороться с самим собой.

Но на привале все возвращалось на круги своя. Часто у парня не хватало сил на то, чтобы стянуть с себя валенки, но на то, чтобы в очередной раз прокрутить в голове мысль о том, что все бесполезно, они оставались. Каждую «ночь» он ложился в постель как в гроб, чувствуя себя бесконечно усталым, закрывал глаза, но сон не спешил приходить. Саше приходилось ворочаться и метаться несколько часов, прежде чем долгожданный Морфей начинал заворачивать его в свой кокон.