Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг

Без сомнения, у участников этих войн присутствовали и «религиозные» сантименты. Однако было бы анахронизмом полагать, что «религиозный» фактор здесь можно отделить от факторов социальных, экономических и политических. Историк Джон Босси напоминает, что до 1700 г. не существовало понятия о «религии» как о чем-то обособленном от общества и политики. Как мы увидим далее в этой главе, данное разграничение не будет проводиться вплоть до формального разделения Церкви и государства философами и политиками начала Нового времени, да и тогда либеральное государство возникнет далеко не сразу. А раньше «попросту не существовало ясного способа отделить религиозные действия от социальных – это разграничение представляет собой современную инвенцию»{1180}. Люди боролись за разные концепции общества, но еще не отделяли религиозное от мирского.

Это можно сказать и об Английской гражданской войне (1642–1646 гг.), которая закончилась казнью Карла I и созданием недолговечной пуританской республики при Оливере Кромвеле (1599–1658). Здесь сложнее назвать участников, которые нарушали деноминационные границы, поскольку и пуританские войска Кромвеля, и войска роялистов принадлежали к Церкви Англии. Впрочем, их понимание веры было разным. Пуританам не нравилось, что Реформация в их стране развивается слишком медленно, и они хотели «очистить» англиканский истеблишмент от «папистских» обычаев. Они не молились в красивых храмах с авторитарными епископами, а формировали небольшие и закрытые общины христиан, «рожденных свыше». Без сомнения, неуклюжие попытки Уильяма Лода, архиепископа Кентерберийского (1583–1645), искоренить кальвинизм в английских и шотландских церквях, отстранить пуританских пасторов и поддержать королевский абсолютизм послужили существенным раздражающим фактором. Кромвель был убежден, что Бог руководит земной историей и сделал англичан избранным народом{1181}. Успех армии нового образца в разгроме роялистов при Несби (1645 г.) очевидно доказывал «удивительные замыслы и явления Господа»{1182}. А жестокое покорение Ирландии Кромвель оправдывал «праведным судом Божиим»{1183}.

Однако эта гражданская война больше не считается последней вспышкой религиозного фанатизма, успокоенной конституционной монархией Карла II в 1660 г.{1184} Слишком уж во многих отношениях она была частью европейской борьбы против централизации государства. Ведь Карл I хотел достичь абсолютной монархии, сходной с теми, которые возникли на континенте после Тридцатилетней войны{1185}. И гражданская война была попыткой воспротивиться централизации и защитить местные интересы, свободы и привилегии{1186}. Опять-таки, выходя за рамки сектантских разделений, шотландские пресвитериане и ирландские католики одно время сражались рядом с пуританами во имя ослабления монархии. Хотя Карл I пытался навязать шотландцам епископальное правление, они дали понять в своем манифесте (1639 г.), что бьются не только за веру, но и с целью «сбросить с себя монархическое правление»{1187}. В Великой ремонстрации, переданной Карлу I в 1641 г., пуритане утверждали, что религия и политика нераздельны: «Корень всех этих бедствий мы усматриваем в злонамеренном и пагубном стремлении ниспровергнуть основные законы и начала управления, на которых прочно покоились религия и правосудие английского королевства»{1188}.

Как объясняет Уильям Кавана в книге «Миф о религиозном насилии», эти войны не были ни «сугубо религиозными», ни «сугубо политическими». Однако они действительно помогли создать представление о «религии» как деятельности личной и частной, отдельной от мирской{1189}. Аксель Оксеншерна, шведский канцлер, который руководил участием Швеции в Тридцатилетней войне, говорил шведскому государственному совету, что данный конфликт есть «не столько вопрос религиозный, сколько вопрос сохранения status publicus [общественного порядка], куда включена и религия»{1190}. Эта фраза имела смысл, поскольку лютеранская Церковь уже была поглощена, «включена» шведским государством. Новые конфигурации политической власти начинали втягивать Церковь в подчиненное положение – процесс, подразумевавший серьезное перераспределение власти и ресурсов. Когда в конце XVI в. появилось слово «секуляризация», оно первоначально обозначало перевод имущества из церковного владения в собственность «мира» (секулюм){1191}. Законодательные и юридические полномочия Церкви постепенно переходили к новому суверенному государству.

Подобно большинству государств, эти королевства строились силой: все пытались аннексировать как можно больше земли и вели внутреннюю борьбу с городами, клириками, местными ассоциациями и аристократиями, которые ревниво оберегали традиционные привилегии, отсутствующие в суверенных государствах{1192}. Современное государство ковалось в победах над конкурентными политическими институтами: империей, городом-государством и феодальным господством{1193}. Приходилось обуздывать и Церковь, игравшую очень важную роль в средневековой системе управления. Таким образом, войны XVI–XVII вв. были горнилом, «в котором смешались и были переплавлены самые разные силы прежней эпохи… и была создана матрица всего, что возникло впоследствии»{1194}.