Объясняя религию. Природа религиозного мышления - Паскаль Буайе

Чтобы разобраться в фундаменталистской реакции, нам нужно точнее сформулировать, чем возмущает религиозную среду современное влияние, исходя из связи с коалиционными процессами. Да, современный мир показывает, что возможен другой образ жизни, что кто-то может не верить, верить иначе, быть вовсе не связанным религиозной моралью или (в случае женщин) принимать самостоятельные решения без оглядки на мужчин. Но, помимо этого, он показывает, что все вышеперечисленное возможно без необходимости платить высокую цену. Неверующие или приверженцы другой веры не подвергаются остракизму; свободные от уз религиозной морали тоже сохраняют нормальное положение в обществе, если не преступают светский закон; и женщины, обходящиеся без мужского руководства, вроде бы никак не страдают. Эта идея настолько очевидна, что мы не осознаем ее как серьезную угрозу социальному взаимодействию, основанному на коалиционном мышлении. Тогда как с точки зрения религиозной коалиции разнообразие выбора, позволяющее не платить высокую цену, означает, что дезертирство ничего не стоит, а значит, весьма возможно.

Чтобы нагляднее проиллюстрировать, что это значит в условиях коалиции, представьте себе взвод на передовой. Такая группа может функционировать, то есть участвовать в крайне опасных операциях с определенной вероятностью успеха, при высокой степени взаимного доверия, когда каждый готов рискнуть собой для защиты остальных, зная, что они сделают то же самое. Каждый должен быть убежден, что подспудное доверие пересилит соображения сиюминутной выгоды, иначе велик будет соблазн дезертировать, когда запахнет жареным. Обычно за дезертирство приходится расплачиваться по закону, грозящему трибуналом, тюрьмой и казнью. Однако тех, кто демонстрирует признаки неполной приверженности, в таких группах часто преследуют, подвергают жестокому обращению и остракизму заранее, не доводя до официальной расплаты. В армии полно неуставных испытаний, которые отваживают и, по сути, отсекают менее надежных задолго до того, как им придется пройти проверку боем. Слабых духом ждут издевательства, избиения и публичный позор. Со строго рациональной точки зрения это выглядит пустой тратой времени: разве не проще было бы, распознав в человеке труса, не полагаться на него в опасных ситуациях, да и все? Никакие издевательства не исправят того, кто, по нашему мнению, не годится в солдаты, а значит, силы и время, потраченные на наказания и запугивание, пропадут зря. Однако усилия обретают смысл, если осознать, что они направлены не на жертву, а на остальных. Издевательства служат мощным запоминающимся сигналом, что дезертирство обойдется дорого, и интуитивно воспринимаются как способ снизить его вероятность. Все это прямое следствие приведенных выше принципов построения коалиции. Вступать в коалицию, из которой другие могут дезертировать без особой расплаты, опасно. Чем больше вы рискуете, вступая в коалицию, тем выше вам хочется поднять цену дезертирства.[145]

Насилие со стороны фундаменталистов тоже выглядит попыткой поднять ставки, то есть отвратить потенциальных дезертиров, продемонстрировав, что уклонение обойдется дорого и что приверженцев иных норм могут преследовать и даже убить. Выдвигаю эту версию как небольшую модификацию трактовки «реакции на современность», поскольку коалиционная подоплека, на мой взгляд, достовернее передает психологию подобной реакции, а также объясняет некоторые особенности экстремизма, которые в противном случае остаются загадкой.

Во-первых, обратите внимание, насколько заботит многие фундаменталистские группировки контроль общественного поведения – внешний вид, посещение религиозных собраний и т. п., – хотя доктрина оговаривает в первую очередь личную веру и приверженность, а в некоторых случаях открыто порицает соблазн осуждать других (особенно ярко это проявляется в фундаментальном христианстве и исламе).

Во-вторых, некоторые фундаменталистские объединения демонстрируют явную склонность делать наказание за представляющееся им аморальным поведение более публичным и зрелищным, чем предписывает изначальная религиозная традиция. На первый взгляд, рациональных причин для того, чтобы публично клеймить конкретных людей, устраивать демонстрации с оскорбительными лозунгами перед клиниками планирования семьи или публично закидывать камнями прелюбодеев, нет. Акцент на принародном зрелищном наказании оправдан, только если на самом деле он делается ради потенциальных отступников, чтобы наглядно продемонстрировать им, чем грозит уклонение.

В-третьих, фундаменталистское насилие в значительной мере направлено не на внешний мир, а на других представителей того же культурно-религиозного сообщества. Наибольший деспотизм проявляется внутри него: лидеры тиранят простых людей, истовые приверженцы – неприверженных, мужчины – женщин. Если движение сугубо религиозно-этническое, нападки будут нацелены на посторонних, однако и здесь коалиционная динамика подсказывает, что поведение чужаков мало заботит фундаменталистов. Главное – помыслы других членов группы.

В-четвертых, зачастую главной мишенью большинства фундаменталистских движений становится местная форма модернизированной религии. Особенно хорошо это демонстрирует американский фундаментализм – и христианский, и в какой-то степени иудейский, – который уж точно не может быть реакцией на колониальное или иностранное влияние, зато во многом направлен против либеральных разновидностей этих религий. Однако схожее явление наблюдается и в других регионах. Рисуемая СМИ картина зверств, чинимых приверженцами фундаментализма в исламе или индуизме, создает впечатление, что перед нами конфликт навязанного извне модернизма и исконной традиции. Но это не так. И в исламе, и в индуизме уже больше столетия существует множество движений, адаптирующих религиозные нормы к современным условиям. Они особенно популярны у образованного городского среднего класса, а значит, представляют реальную политическую угрозу для тех, чья власть опирается только на религиозную иерархию.

Таким образом, фундаментализм – это и не религия в крайнем проявлении, и не замаскированная политика. Это попытка сохранить определенную иерархию, основанную на коалиции, когда перед ней маячит призрак безнаказанного, а значит, явно возможного отступничества. Если трибуналы будут прощать дезертиров и об этом станет известно на передовой, самовольные поиски потенциальных предателей и расправа над ними станут гораздо более жестокими и демонстративными. Те же психологические механизмы побуждают некоторых склоняться к крайним проявлениям насилия во имя своей религиозной коалиции. Задействуемые при этом когнитивные системы имеются у любого нормального человека, однако свою роль играют особые исторические условия, поэтому процесс этот нельзя считать неизбежным. Не все религиозные представления используются для создания этнических маркеров, и не все этнические маркеры используются как коалиционные сигналы, не перед каждой коалицией маячит угроза безнаказанного отступничества, и даже в случае подобной угрозы не все участники коалиции реагируют взвинчиванием цены дезертирства. Такой высокий подъем ставок свидетельствует как раз о том, что группа сознает охлаждение к ней общественного мнения. Что, к сожалению, не препятствует политическому господству, если коалиция достаточно сплоченная.