Пятая зима - Китти Джонсон

– Нет. Абсолютно не задевает.

Марк улыбнулся.

– Что ж, это очень хорошо, правда? – сказал он.

Я не ответила. Молча мы перешли к гостиной почти современной – девяностых годов ХХ века, если точнее. Приветливая обстановка, разноцветные пластиковые стулья вокруг стола, заваленного рождественскими хлопушками из яркой фольги… все это было уже в моем детстве.

– Ну, что еще ты хотел мне сообщить? Ты говорил, что хочешь сказать мне две вещи, одну важную, а вторую – не очень, – напомнила я. – Давай, выкладывай свою вторую новость…

Марк покачал головой, но что-то в его лице заставило мое сердце забиться быстрее.

– То, что Грейс и Джейми встречаются, это и была вторая, не важная вещь.

– Не важная?

– Да.

Пока мы стояли у экспозиции, к нам присоединилась какая-то семья: двое взрослых и трое детей. Все пятеро говорили слишком громко, хохотали, их назойливые голоса проникали, казалось, буквально в самый мозг, отчего моя мигрень, слегка было утихшая, пробудилась снова.

– Слушай, может, пойдем на улицу? – шепотом предложил Марк.

В ответ я только кивнула и, не обращая внимания на неосмотренные нами части экспозиции, направилась за ним к выходу. Там Марк завел меня за угол музея, где ветер не был таким пронизывающим, и собственноручно поднял воротник моей куртки. При этом я заметила, что руки он убрал не сразу.

– Первая и самая важная вещь… – начал он, потом остановился, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. – Я наконец-то понял, что я – полный идиот. Тупица. Слепой болван. Точнее, я понял это еще в прошлое Рождество, но… в общем, время было не самое удачное. А потом ты со мной почти не разговаривала, и я не могу тебя в этом винить – ведь я вел себя с тобой как последняя свинья.

О боже! Выслушивать подобные признания я была совершенно не готова. Я была не готова ворошить то, что так старалась забыть. К сожалению, я не могла сказать ему что-то легкое, оптимистично-банальное вроде: «Это ерунда, дело прошлое. Сделанного не воротишь, но можно забыть». Я очень старалась не заплакать, поэтому никакие слова не приходили на ум.

Кроме того, Марк снова взялся за воротник моей куртки, но почти сразу опустил руки мне на плечи.

– Когда я увидел тебя с этим кретином Томом, я… я приревновал. А тут еще Смити подлил масла в огонь. В прошлое Рождество, когда мы поцеловались… точнее, когда я тебя поцеловал, я кое-что понял. И с этим «кое-чем» я пытался примириться все последующие двенадцать месяцев. – Он вздохнул. – Не стану напоминать, что этот год дался мне нелегко: развод с Грейс, поиски новой работы, всякие другие проблемы… да еще мама начала встречаться с этим Гэри… Нет, я вовсе не против: Гэри мне нравится, да и мама была права, когда говорила, что папа бы это одобрил. Я тебе больше скажу – он бы ее даже поощрял, я в этом уверен, потому что и он, и все мы очень хотели бы, чтобы мама была счастлива. Но когда я вижу, как хорошо ей с Гэри, я начинаю еще сильнее тосковать по папе… В общем, то одно, то другое, то третье… неудивительно, что все это время у меня было что-то вроде депрессии. Так, во всяком случае, я считал, но на самом деле все это были только предлоги, чтобы не смотреть правде в глаза. А правда была такова, что при одной мысли о ней меня охватывал самый настоящий ужас. Ведь это далеко не пустяк, когда любишь кого-то так долго, как я люблю тебя, Бет. И вдруг тебе становится ясно, что ты должен что-то сделать, должен как-то изменить способ выражения этой любви…

Слезы градом катились по моим щекам. Наконец-то это произошло… точнее, происходило сейчас, происходило после долгого и, как мне всегда казалось, безнадежного ожидания. Я настолько растерялась, что не могла сообразить, то ли обнять его, то ли надавать тумаков за то, что он так долго «разбирался со своими чувствами», заставив меня страдать.

Марк наклонился ко мне и вытер мои слезы тыльной стороной ладони.

– Но потом мне пришло в голову, что я все равно тебя потерял – по собственной дурости потерял. Я был уверен, что если ты и питала ко мне какие-то чувства, они наверняка давно остыли, а то злосчастное Рождество, когда я вел себя как последний мерзавец, стало последней каплей. Я не видел никакого выхода, никакого просвета, поэтому когда Гэри сказал мне, что я обязан что-то предпринять, если не хочу потерять тебя навсегда, я…

– Г-гэри? Гэри это сказал? – пораженно пискнула я.

Марк кивнул.

– Да. По-видимому, отец, когда был еще жив, обсуждал с ним эту проблему… ну, насчет тебя и меня. По словам Гэри, Ричард сказал ему, что мы с тобой созданы друг для друга и будет очень жаль, если…

– Ричард так считал? Ну, что мы созданы друг для друга?

Еще одна слеза пощекотала мою щеку, и Марк вытер ее согнутым пальцем.

– Ну, наверное, да…

Милый, милый Ричард! Он продолжал помогать мне из могилы!

– Не плачь. Не плачь, пожалуйста. Я не выношу, когда ты плачешь!

– Я не могу не плакать. Если б ты знал, как мне его не хватает!

– Я знаю.

Конечно. Кому же еще знать, как не ему?

– Знаешь, иногда я буквально слышу, как он со мной разговаривает. А ты?

– Я тоже.

В моих ушах действительно, – и не иногда, а довольно часто – раздавался голос Ричарда, который утешал меня, подбадривал, давал советы, но сейчас я его не слышала. Быть может, Ричард считал, что это дело касается только нас с Марком, вот и удалился на какой-то еще более удаленный план своего горнего бытия.

– Гэри сказал мне это при Рози, – продолжал Марк. – И она, естественно, тоже на меня насела. Она обозвала меня дураком, и…

– Ах вот оно что! – На меня внезапно снизошло озарение. – Скажи, Рози и не собиралась ко мне сегодня утром? Все это было подстроено, чтобы мы могли поговорить без помех, ты и я?

Марк кивнул с покаянным видом.

– Да. Надеюсь, ты не сердишься?

Я издала какой-то невнятный звук – нечто среднее между смешком и иканием.

– На что мне сердиться? На то, что моя старинная подруга так меня провела, или?..

– …Или на то, что я признался тебе в любви. Ведь я действительно люблю тебя, Бет. Я хочу быть с тобой. Я… я не представляю жизни без тебя.

Дальше было много слез. Целые водопады. Я закрыла глаза, пытаясь хотя