Челомей - Николай Бодрихин

Даже по самым скромным подсчётам получается, что В.Н. Челомей в течение года просматривал более 3000 статей, брошюр и книг. В таком режиме он работал всегда, в том числе и в те 15 лет (с 1969 по 1984 год), когда я был начальником отдела информации головного предприятия», — вспоминал ветеран НПО машиностроения И.В. Курбатов [65].

«Он всегда выделялся из массы, даже если вокруг него были крупные руководители и деятели науки. Это был самобытный характер, способный подчинить достижению поставленной цели весь ход своей жизни. Очень часто, забывая об обеде (приходилось несколько раз напоминать ему об этом), он работал до 22.00 и позже… Нередко и мой рабочий день затягивался допоздна. Иногда, в дни пробных запусков изделий, я дежурила в ночь, то и дело соединяя по телефону Владимира Николаевича с разными ответственными за пуск сотрудниками. А вообще он умел подобрать команду заместителей из таких же увлечённых людей, энтузиастов, готовых, не считаясь ни с чем, работать дни и ночи напролёт…

Мне вспоминается моё дежурство, когда он весь день ждал известий из роддома, где лежала его дочь и где должен был появиться на свет его внук или внучка. И когда он узнал о рождении внука, его радости не было предела. Он радовался так, как только может радоваться по-настоящему очень счастливый и любящий отец и дедушка.

Через год после смерти Владимира Николаевича его супруга пригласила нас, секретарей, в гости, посмотреть квартиру, где он жил и работал. На память об этом визите она подарила нам по вазе из чешского хрусталя. Что особенно запомнилось из этого визита: кабинет Владимира Николаевича, довольно просторный, был весь заставлен книгами. Среди этого книжного разнообразия трудно было разглядеть элементы интерьера, только отдельные изделия антиквариата. Антиквариат был слабостью этого удивительного человека. Его внимание всегда привлекали старинные книги, изделия из камня, картины… Кто-то, узнав об этом, искренне удивлялся. Но мне это было вполне понятно: чем больше я узнавала Владимира Николаевича, тем яснее понимала, насколько многогранный он человек…» — вспоминает Р.И. Короткова, занимавшая должность секретаря В.Н. Челомея более десяти лет.

С интересом относился Владимир Николаевич и к нетрадиционным методам лечения. Специалисты по рефлексотерапии, иглоукалыванию, экстрасенсорике порой были его эскулапами. Владимир Николаевич никогда не бежал просветительских разговоров, напротив, в его понимании объяснение видимого ими пути к цели было необходимым и важнейшим условием избранного метода лечения.

«Владимира Николаевича интересовали и вопросы нетрадиционной медицины, парапсихологии, — вспоминает ветеран НПО машиностроения Г.Я. Глоба. — Однажды на предприятие им была приглашена удивительная женщина — Роза Кулешова, и вместе с Генеральным мы наблюдали, как она без помощи рук передвигает предметы на столе. Увлекался он и китайской медициной. Начальник отдела А.С. Графенбергер изготовил для него, на основе литературных источников, приборы для воздействия на активные зоны организма. Этими приборами Владимир Николаевич лечил боли в руке и говорил, что они помогают».

Зоя Сергеевна Усова, секретарь В.Н. Челомея, проработавшая с ним четверть века, в своём интервью привела два характерных эпизода, иллюстрирующих его и увлечённость, и работоспособность:

«…Владимир Николаевич пришёл на работу и, даже не раздевшись, сразу начал звонить по какому-то, как всегда, очень срочному и важному вопросу. Да так потом и работал несколько часов в шубе. Не забуду и минуты, когда Владимир Николаевич, заработавшись до полуночи, уставший и вымотанный выходит из кабинета в кое-как надетом пальто, шляпа у него на один бок. Человек устал предельно» [50].

На работе Владимир Николаевич всегда появлялся в белой отутюженной рубашке, в галстуке, тщательно выбритый. Иногда в его облике присутствовала некоторая изысканная небрежность.

Раиса Ивановна Короткова вспоминала, что свою зимнюю пыжиковую шапку Владимир Николаевич всегда надевал как-то неровно, набекрень: «Я несколько раз собиралась сделать ему замечание на этот счёт, но так и не решилась».

Безукоризненного внешнего вида он требовал и от своих подчинённых. Так, когда начальник ОНТИ И.В. Курбатов однажды зашёл к нему в поношенном пиджаке, он тут же позвонил главному экономисту М.С. Юнгману и дал команду выписать премию Курбатову для покупки костюма.

Характер у Владимира Николаевича был жёсткий и непреклонный, во многом скрытный. Препятствия и неудачи, собственные и сторонние, лишь подзадоривали его (по крайней мере до начала 1980-х годов, пока его здоровье не ухудшилось), заставляли проверять принятые решения, отлаживать работу собственных подразделений, искать и всегда находить собственные ошибки. В отношениях с людьми он был очень избирателен и со многими ближайшими исполнителями весьма гневлив, а порой и безжалостен.

Очевидной чертой его характера была исключительная уверенность и оптимизм при выполнении взятых на себя задач. Казалось, что он никогда не знал ни сомнений, ни колебаний.

Владимир Николаевич отличался высоким уровнем психической активности, энергичностью действий, резкостью, сильными, быстро возникающими чувствами, ярко отражающимися в мимике, жестах, словах и поступках.

Прекрасное воспитание, полученное Владимиром Николаевичем, позволяло ему сдерживать свои чувства, когда он разговаривал с руководством, заказчиками, соисполнителями, но при общении с ближайшими помощниками в стенах собственного предприятия нередко бывало, что он не мог совладать с собой.

Начальник отделения Филиала № 1 ЦКБМ Е.С. Кулага вспоминает в своей книге такой эпизод:

«Челомей встретил меня, стоя посреди кабинета, с полуязвительно-полудружелюбной улыбкой, заложив руки за спину. Выдержав паузу, не подавая руки, спросил, растягивая слова: “Ну, что будем делать дальше?!” Не дожидаясь ответа и спрятав улыбку, он повернулся, подошёл к своему столу, вернулся опять ко мне и, встав почти вплотную, глядя мне в глаза, сосредоточенно начал: “Я обращаюсь к вам по поручению двух министров. Нужно написать на 10–12 страницах научное обоснование о невозможности дальнейшей эксплуатации наших ракет. Через три недели на основании этого научного доклада вам будет присуждена учёная степень доктора технических наук. Наш министр внимательно следит за вашей деятельностью, и от качества вашего доклада будет много зависеть и для вас лично”.

Я многого ожидал, коротая время в приёмной, но такого оборота даже не мог себе представить… Придя в себя, я вежливо отказался, ссылаясь на то, что у меня нет ни научных, ни практических данных для составления такого доклада. Что тут начало твориться после этого!

Ни до, ни после я никогда не видел его таким разъярённым. Он потерял контроль над собой и, бегая по кабинету, так кричал на меня, что мне казалось — ещё немного, и он сорвёт голосовые связки. Он немилосердно бранился, всячески меня обзывая и доказывая мою сумасбродность. Затем начал кричать, что он меня уволит так, что меня не примут ни в одном министерстве оборонной промышленности. Высшую меру своего негодования он вложил в заявление о том, что я создал лженауку и он ей не верит ни на грош, и начал её топтать. Он знал мои опубликованные в закрытой печати работы хорошо… я слушал этот истерический крик молча. Причём следует отметить, что за всё время он ни разу не употребил ни одного матерного слова. Он был, конечно, интеллигент высшего класса.