Время побеждать. Беседы о главном - Михаил Делягин

А потом после 11 сентября 2001 года «Комерсант» опрашивал всех о террактах в Нью-Йорке, и Кох вдруг без всякой провокации со стороны журналиста поразился сам себе: мол, как странно! Вот когда у нас в Москве дома взрывали, у меня ведь не было такого чувства сопричастности! Задумался, почему бы это, — и нашел ответ, он же умный, я до сих пор этот ответ помню: «У меня в Нью-Йорке все улочки родные».

Так что весь ход либеральных реформ объясняется одной-единственной вещью: названием города, где у этих людей «родные улочки».

В конце концов, если вы живете ради личного потребления, ваша Родина там, где магазинчики получше.

М. МУСИН: — Нет, ну речь идет все же о «пятой колонне», давайте называть вещи своими именами. Мне это напомнило историю «Норильского никеля». Разработчики схему его приватизации мне рассказывали: «Мы подумали, пришли к Коху: вот такая система, значит, вот — кредиты, вот — погашение». «А зачем так сложно? Я сейчас сниму трубочку, позвоню Андрею Вавилову, он вам даст кредиты из госбюджета, а на следующий год забудет включить строчку о возврате». Ну, разработчики схемы пришли к владельцу бизнеса и говорят: «Вот такая схема, но это воровство». На что получили очень простой ответ: «Либо коммунисты придут к власти и всё отберут, либо Борис Николаевич, победив, нам всё простит».

И вот, спустя много лет (мне очевидец рассказывал), идет собственник этого бизнеса, довольный такой.

— Откуда идешь? — спрашиваю.

— Из прокуратуры, — говорит.

— А почему веселый?

— Первый раз как свидетеля допрашивали…

Коха в свое время «выцепили», когда он летел на чартере куда-то, и за полтора дня Генпрокуратура провела все обыски. Нашла достаточно много интересного. Мне прокрутили пленочку, где известное должностное лицо вымогает 30 миллионов за приватизацию «Норильского никеля» — взятку. По-моему, все эти люди на свободе до сих пор.

М. ДЕЛЯГИН: — Да, они все на свободе, а то и у власти. Меня часто спрашивают, в чем мои разногласия с нынешним государством, и приходится отвечать, что в главном — в том, что вор должен сидеть, — мы единодушны. Просто я думаю, что в тюрьме, а наша правящая тусовка убеждена, что в правительстве.

Правда, когда реформаторы попадают в Соединенные Штаты, как, например, было с сенатором Вавиловым, то там их частные самолетики иногда сажаются истребителями с последующими душевными беседами. Но американцам просто интересно — они же не все детали знают, а у нас почти все детали почти всем известны. Зачем сажать богатого уважаемого человека, который летит по своим делам, когда он хозяин или обслуживает хозяина?

Дело ведь не в Гайдаре, не в Чубайсе, не в Кохе.

Дело в том, что в результате порушенной спецоперации Андропова у нас из государства сложился механизм переработки биомассы, которую по торжественным случаям именуют населением, в замки в Швейцарии, яхты с противоракетной обороной и собственными подводными лодками, ну, в крайнем случае, — в куршавельские загулы. Ничего принципиально нового в этом нет: мы хорошо помним режим, который перерабатывал людей в удобрения, в мыло, в абажуры…

М. МУСИН: — Да, принципиальной разницы нет…

М. ДЕЛЯГИН: — Есть некоторая новизна, связанная с новыми технологиями управления и с пропагандой, которая обеспечивает относительное довольство перерабатываемых — разумеется, до некоторого момента, а с другой стороны — те, кто является выгодоприобретателями этой системы, не чувствуют себя людоедами или эсэсовцами.

М. МУСИН: — Михаил Геннадьевич, что Вы пожелаете радиослушателям в конце года?

М. ДЕЛЯГИН: — Удачи, счастья, здоровья. Я хочу, чтобы Вы научились жить в кризисе и жить с кризисом, не слишком переживая по этому поводу. Конца кризиса я называть не буду, потому что он не скоро кончится, но я верю, что по итогам системного кризиса мы создадим нормальное честное государство, в котором нам будет жить не стыдно, спокойно, счастливо и достойно.

02.04.2010

Время, брат, идет… веселое!

Аркадий Гайдар

Представители глобального управляющего класса в своих публичных выступлениях демонстрируют, как правило, либо неспособность осмыслить происходящее с современным человечеством, либо принципиальное нежелание искать приемлемый для него выход. Их получившие известность высказывания характеризуют либо понимание «конца капитализма», не идущее дальше мучительно напряженного ожидания непонятных катаклизмов и заведомо нереалистичных предложений вроде создания «мирового правительства» или глобального «финансового Госплана», либо уровень фондовых аналитиков, мыслящих исключительно категориями сложившейся финансовой системы. В современных условиях кризиса этой системы, с неотвратимостью ведущего к ее саморазрушению и замене, подобное мышление оказывается не только недостаточным, но и попросту неадекватным — даже с точки зрения тех узких и заведомо частичных целей, которые оно само перед собой ставит.

При всей обидности, это совершенно естественно: ведь экономическая теория является отнюдь не орудием чистого разума и не средством познания — вне зависимости от желания ее создателей и адептов, она по самой своей природе, в силу фундаментальной связи экономики с общественным управлением служит интересам той или иной значительной группы влияния. Либерализм как экономическая идеология, при всей своей примитивности и даже пошлости, обладает колоссальной мощью и притягательностью именно потому, что является инструментом самоосознания и реализации интересов ключевого фактора мировой истории этапа глобализации — глобального управляющего класса. Фундаментальный посыл современного либерализма, в отличие от XVIII века, заключается в стремлении отнюдь не к индивидуальной свободе и самовыражению личности, но, по сути дела, к исключающему возможность этого обожествлению глобального бизнеса и его интересов. Наиболее значимым практическим следствием является глубоко укорененное убеждение, что национальные государства обязаны служить именно глобальному бизнесу, а если его интересы противоречат интересам национального бизнеса или тем более населения, последние должны в лучшем случае последовательно игнорироваться.

Воспринимая весь мир и его изменения с позиций исключительно глобального бизнеса, современный либерализм, разумеется, в принципе не способен осознать исчерпанность исторических перспектив последнего. Ведь загнивание глобальных монополий неизбежно — как ни оттягивай наступление этого момента — приведет к срыву в глобальную депрессию и разделению глобального рынка на разноуровневые макрорегионы, жестко конкурирующие друг с другом за спрос, капитал и другие ресурсы. Распад глобального рынка будет означать уничтожение глобального бизнеса как массового явления, определяющего развитие человечества. Большинство корпораций сохранится, их названия и даже собственники останутся почти прежними, — но масштаб их деятельности резко сузится, ограничившись рамками соответствующего макрорегиона, и из глобальных монополий они станут региональными, подпадающими в этом качестве под регулирующее воздействие соответствующих властей.