Баллада о неудачниках - Юлия Стешенко

Как по обледенелому холму поднимаешься. Сколько ни идешь — и все равно на месте. А чуть остановился, так сразу вниз сполз.

Она ткнулась мне лбом в грудь и шмыгнула носом.

И правда, почему все так паршиво?

— Потому что жизнь — дерьмовая штука, — сказал я.

Соловей еще пел. Пичуга размером чуть больше воробья, и мозгов у нее с горошину. А поет лучше, чем все менестрели вместе взятые. Вот как так?

Вилл запрокинула голову, подняла руки. И на нас хлынул дождь из бабочек. Они вспыхивали в воздухе радужными огнями, взлетали и кружились, оставляя за собой шлейф мерцающих искр. Я чувствовал прикосновение призрачных крыльев, легкое, как касание паутины. Бабочки вились в воздухе, а потом это были цветы, они рассыпались лепестками и превращались в крошечных сияющих птиц. Воздух мерцал и искрился, мы тонули в водовороте света и красок, а чертов соловей все пел и пел.

Радужный огонь погас.

Ночь рухнула на меня, черная и слепая. Я оглушенно моргал и хотел что-то сказать, только вот не знал, что, а соловей все пел.

— Вот, — сказала Вилл. — Теперь не так паршиво. Иди в зал.

— А ты?

— А я домой. Передай принцу мои глубочайшие извинения. Борьба с обитающим в горах чудовищем подточила мой хрупкий женский организм, бла-бла-бла. Наплети чего-нибудь, короче.

— Хорошо.

Вилл медленно, опираясь о камни, начала спускаться со стены. Глубоко вдохнув, я закрыл глаза. Выдохнул. Открыл глаза.

— Погоди!

— Что?

— Если расследование не в ту сторону повернет… Я тут придумал одну штуку… Чтобы ты остаться могла…

— Это какую же? — склонила голову набок Вилл.

— Ты должна выйти за меня замуж.

— Что?!

— Замуж. За меня. Выходи, — во рту стало сухо, как в пыльной дарохранительнице. Где-то на задворках сознания прощально звякнули триста фунтов купца Элфорда. Посуда, подсвечники и сарацинские ткани… — Я все продумал. Если я на тебе женюсь, и ты сможешь остаться в Нортгемптоне.

— Вот как… — Вилл, прищурившись, смотрела на меня со странным выражением лица. — И зачем же мне здесь оставаться?

Этот вопрос врезался в меня, как гребаный таран. Зачем… Зачем? Зачем.

Зачем ей оставаться в Нортгемптоне? С чего я вообще взял, что она хочет остаться?

С чего я взял?

С чего я взял…

Мысль металась в голове, как чугунный шар, рикошетя от стенок черепа.

Зачем ей оставаться?

С чего я взял, что она захочет остаться?

Не дождавшись ответа, Вилл пожала плечами и молча спустилась со стены. А я остался стоять, бессмысленно глядя в темноту ночи.

Зачем ей оставаться.

Да совершенно незачем.

Должности нет, денег нет, королевских милостей нет. Правда, есть сэр Марк — но толку с сэра Марка, как с хера на обедне.

С чего я… С чего я вообще…

Зачем ей оставаться?

Чтобы разговоры со мной разговаривать? Сидеть у очага, попивая вино с сахаром? По Рокингему со мною таскаться?

Тоже мне, великая ценность — разговоры…

Кому они вообще нужны. Разговоры эти.

Вот отец с матерью каждый день волком друг на друга смотрели — а тридцать лет вместе прожили. Безо всяких, мать его, разговоров.

А я ведь от выгодного брака собрался отказываться. Триста гребаных фунтов, посуда и подсвечники.

Дурак.

Господи, какой же я дурак.

Содрав чертово заговоренное кольцо, я, размахнувшись, швырнул его в черные волны травы. Крохотная серебряная искра коротко блеснула в лунном свете — и тут же погасла. Тяжело дыша, я уперся в холодный камень стены. Перед глазами почему-то стояла царапина на скуле. Та, которую я не лизнул.

Во рту было солоно, словно от крови.

Конец