Радость. Как наполнить тело энергией, а жизнь счастьем - Александр Лоуэн

собой. Все это – чистое безумие, и оно делает нас безумными, поскольку отсекает от собственных корней, таящихся в природе, от почвы и земли, на которой мы стоим, от реальной действительности.

Но я убежден, что наихудшим элементом в нашей культуре является чрезмерная концентрация на сексуальности и ее разносторонняя эксплуатация. Мы непрерывно подвергаемся воздействию всякого рода сексуальных образов, которые вызывают возбуждение, но одновременно и фрустрацию, поскольку возможность немедленной разрядки отсутствует. Чрезмерное сексуальное стимулирование вынуждает человека отсекать сексуальные чувства, чтобы они не раздавили его или не привели к потере контроля над собой. Но ведь чувства представляют собой жизнь тела, и поэтому невротический индивид, сексуальные чувства которого оказались подавленными, испытывает побуждение к тому, чтобы в поисках возбуждения и приятных чувств как-то проявить себя сексуально. Как правило, подобные проявления принимают форму изнасилований, злоупотребления детьми или порнографии. Читая лекции по вопросам морали и нравственности и проводя соответствующее обучение, мы никогда не сумеем справиться с указанными проблемами, поскольку их истоки находятся в утрате контакта с окружающей природой, а также с нашей собственной подлинной природой – с жизнью нашего тела.

Глава 10

Страх смерти

Каждый пациент сознательно или бессознательно боится потерять контроль со стороны эго и капитулировать перед собственным телом, перед собой, перед жизнью. У этого страха существует два аспекта: одним является страх перед душевной болезнью, другим – страх смерти. В главе 7 мы увидели, что страх перед психическим заболеванием берет свое начало в лежащем ниже порога восприятия подсознательном постижении того факта, что чрезмерные чувства могут подавить и сокрушить эго, результатом чего явится настоящее, неподдельное сумасшествие. Указанное осознание связано с тем, что этому индивиду довелось испытать в детстве, когда он был доведен почти до безумия исходящими от родителей враждебностью, домогательствами, путаницей и двойственными посылами, которым бывает подвержено столь значительное число детей. Аналогично, страх смерти также связан с весьма ранними переживаниями, при которых ребенок ощущает, что стоит перед лицом смерти, что он вполне может умереть. Подобное испытание оказывается настолько шокирующим для незрелого детского организма, что он в ужасе оцепеневает. Смерть не наступает, ребенок приходит в себя и возвращается к обычным делам, но память тела невозможно стереть, хотя в интересах выживания пугающие воспоминания оказываются выдавленными из сознания. Такого рода телесная память сохраняется в форме напряжений, тревоги и страха в тканях и органах тела, особенно в мышечной системе человека, в его мускулатуре.

Рассматривая тело человека, можно оценить масштабы владеющего им страха. Если тело сильно закрепощено и весьма ригидно, то такого человека можно описать как «напуганного до несгибаемости». Это выражение не просто метафора, а совершенно буквальная констатация состояния тела. Если закрепощенность или напряжения в теле сочетаются с отсутствием в нем витальности, жизненной силы, то можно сказать, что данный человек «напуган до смерти». Человек может быть напуган «до потери сознания», что представляет собой шизофреническое состояние. У других индивидов напряжение носит наиболее очевидный характер в области грудной клетки, которая чрезмерно выпячена, указывая на скрывающееся за этим паническое состояние. Большинство людей не ощущают, до какой степени они напуганы, пока им не начинает угрожать утрата любви или потеря безопасности. Однако чуть ниже поверхности страх всегда присутствует и находится наготове, воспрещая таким индивидам капитуляцию перед жизнью и перед собственным телом. Все они – борцы за выживание, шагающие по жизни узенькой тропинкой между чрезмерно большим количеством чувств, которое сопряжено у них со страхом перед душевной болезнью, и слишком малым количеством чувств, связанным со страхом смерти. Я выявил указанный страх смерти у всех пациентов, с которыми мне довелось работать, причем он проявлялся как глубокое бессознательное сопротивление глубокому дыханию и капитуляции перед собственным телом.

Впервые я столкнулся с подобным страхом смерти у одного из участников семинара для лиц, профессионально заинтересованных биоэнергетическим анализом. Это был мужчина в возрасте лет около тридцати пяти. Во время перерыва в занятиях он лежал запрокинувшись на хорошо вам известном биоэнергетическом табурете, а я, проходя мимо по какому-то делу, заметил у него на лице какое-то «смертельное» выражение, по поводу которого немедля подумал, что оно может брать свое начало только во встрече этого человека со смертью, имевшей место в весьма раннем детстве. Когда наши занятия возобновились, я спросил, не готов ли он обсудить сделанное мною наблюдение перед всей аудиторией. Мой слушатель согласился. В сделанном им сообщении упоминалось, что в то время, когда ему было около года, он едва не умер. Как он узнал из рассказов родителей, обстоятельства его болезни были таковы. Он вдруг перестал есть, а последовавшая за этим потеря веса оказалась настолько значительной, что его пришлось поместить в больницу, причем в критическом состоянии. Опрос родителей лечащим врачом выявил, что с рождения его вскармливали грудью, причем мать отняла его от груди непосредственно перед тем, как он заболел. Ему самому ничего не было известно о связи между двумя указанными событиями – изъятием из его рациона грудного молока и фактом тяжелого заболевания, – но я был полностью убежден в том, что лишение контакта с материнской грудью означало в данном случае для младенца лишение контакта со всем его миром и что никакого суррогата, никакого заменителя он не хотел принять. Далеко не каждый малыш, которого отнимают от груди, претерпевает настолько серьезную реакцию, что это может угрожать его жизни, но процедура отлучения от груди и перехода к соске может оказаться для младенца весьма травмирующей, как это хорошо известно многим матерям, кормившим детей собственным молоком. Многое в этих случаях зависит от степени чувствительности родителей к дискомфорту, испытываемому ребенком.

За минувшие годы я узнал от многих пациентов, что в детстве они боялись смерти, боялись, что могут умереть. Эти страхи обычно усиливались по ночам, когда они оставались в одиночестве в своей комнате или кроватке. Припоминаю, что и я сам в отрочестве опасался засыпать, дрожа от страха, что могу умереть во сне. Бодрствующее сознание было моей защитой и гарантией, что я ни в коем случае не умру; таков был мой личный способ сохранения контроля над ситуацией. По какой же причине едва ли не каждый ребенок питает аналогичные мысли? Откуда они берутся? Пережил ли когда-либо я сам болезнь или состояние, которое несло бы прямую угрозу для жизни? Я знаю, что перенес обычные детские болезни, но ведь очень значительная часть воспоминаний о самых ранних годах моей жизни оказалась погребенной и позабытой в результате своего рода подавления, которому подвержены столь многие из нас. И