Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов

тару, полную волшебного напитка, – а ведь завтра играть.

– Ничего, не впервой, – отмахнулся Маратыч.

Гуров, какое-то время понаблюдав за игрой Маратыча и Стаса, отправился отдыхать. Несмотря на прогулку на свежем воздухе, снилась какая-то ахинея, какая-то длинная дорога, по обочинам заставленная фонарями, на которых висели мешки. Вдалеке маячил кто-то темный, с несуразно длинными руками, и каждый раз, когда он нелепо махал ими, мешки приходили в движение, раскачивались, натыкаясь друг на друга. И все это сопровождал сдавленный стон.

Лев Иванович с трудом проснулся. Было почему-то душно, рыжий комар пытался запихать ему под кожу свой хобот, на соседней кровати почивал сном праведника Станислав. В ванной Гуров постоял, держа голову под холодной водой, и, не вытираясь, снова улегся в кровать.

Глава 4. Первый с краю

Погода на следующий день установилась сказочная. Хронически серое небо неожиданно показало новую сторону своего характера, яркую изнанку, засияло легкомысленной бирюзой без единой тучки. Солнце, отбросив суровость, палило прямо по-южному, и даже ветер куда-то унесся.

Правда, многоопытный Маратыч немедленно пояснил, что в этом вся соль: надо успеть сгонять на море, искупаться и вернуться на обед, до двенадцати, ибо после того, как часы пробьют дюжину ударов, погода резко поменяется, «вплоть до снега»:

– Вон, смотрите, типаж раушенский: свитер, шорты, коричневый загар и вся в герпесе. – Он бесцеремонно ткнул пальцем в одну курортницу, красовавшуюся на газоне. Та возмущенно фыркнула, но поскольку конкретных слов слышать не могла, то скандалить не стала.

Маратыч с утра был на подъеме, свеж, бодр и деловит до чрезвычайности. Вся команда была под стать ему. Глядя на мужчин, таких подтянутых и отглаженных, трудно было представить, сколько было выпито вчера.

– Как будто год спирта не нюхали. Вот что значит спортсмены! – вполголоса восхищался Станислав. Гуров в знак согласия хмыкнул.

Заблаговременно подали автобус, далее опытный водитель неторопливо проехался по Светлогорску, охотясь на загулявших «лосей», которые находились как одни, так и с походными подругами. Постепенно заполнившийся автобус выбрался из города и неторопливо доехал до места, на «сковородку».

Под этим словом надлежало понимать ровную песчаную площадку, пляж, несколько утопленный в дюны и тем самым закрытый от ветров. Вот почему на «сковородке» припекало, как на Черноморском побережье. Место было красивое, ухоженное, прибранное, с выкрашенными душевыми и кабинками для переодевания, гладкими настилами-дорожками и новенькими урнами, в которые были заботливо вложены свежие, хрустящие мешки для мусора. Народу было мало, по всей видимости, только свои. Принялись размечать поле. Переодеваясь в желто-зеленую регбийку, шорты и разуваясь, Маратыч снова напоминал правила:

– Слушайте, слушайте, а то неинтересно смотреть будет. Нас две команды по пять человек и овальный мячик. Обычный мяч для регби – пятерка, в «пляжку» играем четверкой. Два тайма по пять минут, отдых три минуты, потом меняемся площадками. Мяч несем на руках, пас даем только назад. Ногами бить нельзя. Ворот в «пляжке» нет, есть зачетная трехметровая зона. Вон она. Доставили мяч в зону – попытка, то есть гол, то есть очко.

Крячко переспросил, сбитый с толку:

– Если бить нельзя, то что с мячом делать?

– Отбирать, Стасик, отбирать, – терпеливо пояснил Маратыч, – атаковать и отбирать. Только без грубостей.

– Что, уговаривать?

Маратыч отмахнулся:

– Ой, неважно, по ходу увидишь. Самое главное – это не останавливаться и с мячом в зачетку влезть. Ни в коем случае не бить, как в американском футболе, а нежно уложить на песочек. Вкратце все.

– Да вроде понятно. А ты сам на какой позиции играешь?

Круглый Маратыч со скромной горделивостью ответил:

– Я первый с краю. Это как раз моя задача: ото всех убежать и занести мяч в зачетку.

– И что, получается?

– А то как же! Я один тут такой быстрый.

Станислав с серьезным видом кивнул, подмигнув Гурову. Хотя очень скоро выяснилось, что скепсис был совершенно неуместен.

Началась игра. Кругленький, плотный Маратыч оказался человеком с крыльями на ногах. Он летал по полю сапсаном, развернув свой чуб, как знамя. Получив мяч и неутомимо работая толстыми короткими ножками, он с огромной скоростью прорывался по краю, оставляя далеко за флагом даже длинноногих и сухопарых противников. И неважно, что дорожкой для бега служил глубокий вязкий песок. Этот первый с краю покрывал метр за метром, как гаревую дорожку. Латышские «шторма» лишь добродушно сплевывали.

– Фу-ты ну-ты, ну дает, – восхищался Крячко, аплодируя.

Зрелище увлекало не на шутку. Здоровенные мужики в зелено-желтых и красно-белых регбийках крейсерами рассекали по золотистому песку, развивали, пусть и ненадолго, сногсшибательные скорости, совершали резкие и ловкие маневры – одни проводя захват, другие – увертываясь от такового – и победоносно втаскивали мяч в зачетку. И немало сыщиков впечатлило то, что грубостей и несправедливостей не было как таковых и что никто не спорил с судьей. Свисток – все действия прекратили, рты закрыли и слушают внимательно, что старший говорит.

– Ты видел? Вот это дисциплинка.

– Да уж, есть чему поучиться.

В воздухе витал дух праздника.

Несмотря на пророчества Маратыча, погода портиться не спешила. Напротив, солнце начинало припекать все сильнее, в то время как за пределами «сковородки» гулял свежий балтийский ветер. Станислав выбрался к морю искупаться, вернулся обескураженный, синий и трясущийся:

– Слушай, холодно! Тут градусов на десять теплее.

– Фуф, – рядом плюхнулся красный и потный Маратыч, – что-то я притомился, аж в грудях жжет. – И он немедленно выпил.

– Слушай, ты все-таки поаккуратнее, – снова напомнил Станислав, – солнце-то тут припекает.

– А, чепуха, не впервой, – отмахнулся Маратыч. – Солнце, как же. Сейчас освежусь – и всего делов.

Он сбегал окунуться в море, сменил регбийку – и снова ринулся в бой, как в последний раз.

– Страшный человек, – заметил Крячко.

– Я вот что-то пока не вижу, с чего тут матч останавливать, – откликнулся Гуров, – все вроде бы свои, бегают, не напрягаясь, по пять минут, отдыхают, водочку пьют.

– Третий тайм скоро, – напомнил Станислав, потирая руки, – тут на соседней «сковородке» те самые типа узбеки орудуют, которые со времен СССР, казан уже разогревают. Будет плов.

– Отлично, попробуем, – отозвался Лев Иванович, опрокидываясь на спину и прикрывая глаза. Солнце яркими мячами прыгало под опущенными веками, ветер потихоньку обвевал начинающую подгорать кожу, даже несмотря на веселый гам, клонило в сон. Возможно, он даже задремал на какое-то время.

– Врача! Скорее! – взревел кто-то. Все забегали, кто-то спешил от медпункта с аптечкой, кто-то по телефону вызвал «Скорую».

– Ох ты ж, елки-палки, все-таки добегался, – сокрушенно заметил Станислав.

Пока багрово-красного Маратыча несли на руках к подъехавшей машине, он продолжал сучить ногами, точно продолжая рывок, и что-то невнятно объяснял некой Анютке, что, мол, сейчас доиграю, и мы