Ганзейцы. Савонарола - Оскар Гекёр

людей, кровь которых будет употреблена для восстановления его сил? Исаак ответил с уверенностью, что если будут приняты надлежащие меры предосторожности, то он надеется возвратить здоровье его святейшеству без малейшего вреда для того человека, кровь которого послужит целительным средством. Этот ответ рассеял последние сомнения святого отца — он отдал приказ, чтобы немедленно были выполнены все распоряжения еврейского врача и найдены были богобоязненные люди, которые согласились бы дать свою кровь для исцеления главы церкви.

Кардиналы удалились с остальными врачами в отдельную комнату, чтобы на свободе обсудить все обстоятельства дела. Различные страсти волновали их и выражались в злобных взглядах и словах. Хотя никто из них не решился протестовать против желания папы, но все были одинаково раздражены и считали необходимым придумать какое-нибудь жестокое наказание ненавистному еврею. Один из присутствовавших врачей бывал в доме Исаака и знал его семью, поэтому он первый предложил нанести своему сопернику такой удар, который заставил бы его выстрадать сторицею за те неприятные минуты, какие он доставил другим. Кардиналы вполне одобрили предложенный план и обещали своё содействие.

Когда кончилось совещание, все вернулись в комнату больного. Один из кардиналов объявил, что во избежание неудовольствия со стороны народа необходимо сохранить величайшую тайну, поэтому Исаак Иэм должен остаться в Ватикане и немедленно произвести операцию. Вслед за тем отдан был приказ принести нужные инструменты и послать в город надёжных людей, которые приискали бы для операции двух здоровых детей или юношей.

Учёный еврей был крайне доволен таким исходом дела и тотчас же занялся приготовлениями к операции. Остальные врачи, под видом мнимого участия, предложили ему свои услуги, чистили и приводили в порядок принесённые инструменты.

Наконец, вошёл слуга и таинственно сообщил еврею, что приведены два мальчика, и если он желает видеть их, то должен выйти в соседнюю комнату.

Исаак, нетерпеливо ожидавший этого известия, тотчас же последовал за слугой. Но он едва не лишился чувств, когда, переступив порог, увидел своих двух сыновей, привезённых из гетто. Их окружали кардиналы с торжествующими лицами и внимательно следили за каждым его движением.

Что оставалось Исааку? Он с отчаянием взглянул на своих врагов, но их лица не выражали ни малейшего сочувствия к его положению. Мучительный страх отца за жизнь детей был так же чужд римским кардиналам, как и тихое семейное счастье; вдобавок они смотрели на Исаака как на представителя ненавистной нации, осудившей на смерть основателя их религии, который на вечные времена заклеймил её своим проклятием.

Слабая тень надежды на минуту промелькнула в уме несчастного Иэма; ему казалось, что он нашёл желаемый исход.

— Разве я могу подвергнуть опасности жизнь моих собственных детей! — воскликнул он. — Нет, это выше человеческих сил! Вы не потребуете от меня подобной жертвы...

Один из кардиналов, особенно ненавидевший евреев, с негодованием заметил ему:

— Не ты ли хотел подвергнуть такой же опасности христианских детей! Ты сам сделал это предложение, которое глубоко возмутило всех нас, теперь у тебя нет иного выбора, как вынести последствия своей дерзости, чтобы спасти себя от неминуемой гибели. Разумеется, ты употребишь все средства, чтобы сохранить жизнь своих сыновей, и таким образом избавишь святого отца и его окружающих от напрасного нарекания. Оставь пустые отговорки и приступай скорее к делу, если не желаешь, чтобы тебя и твоих сыновей постигла вся строгость законов. Тебе известно, что таким, как ты, нечего ждать пощады!

Исаак Иэм ещё раз с отчаянием взглянул на своих врагов. Он напрасно напрягал свой ум, чтобы найти выход. Какая польза была в том, что он всю жизнь посвятил науке и заслужил уважение своих единоверцев? Сознание полной беспомощности подавляло его, теперь ничто не могло вывести его из этого ужасного положения. Наконец, у него появилась внезапная решимость мужественно выдержать испытание, ниспосланное ему судьбой. Он подошёл к детям и, прижав к своему сердцу, покрыл их головы горячими поцелуями.

— Не бойтесь, — шепнул он им, — Иегова не оставит сынов Израиля! Они привели вас сюда в надежде, что моя дрожащая рука не выполнит трудного дела...

Затем он обратился к кардиналам и сказал решительным, почти торжественным тоном:

— Я к вашим услугам, можно приступать к операции.

Слуга отворил дверь. Иэм, взяв за руки обоих мальчиков, спокойно вошёл в комнату больного папы, хотя мертвенная бледность покрывала его лицо. Здесь он застал других врачей; кардиналы остались в соседней комнате и с нетерпением ожидали результата операции.

Иэм приступил к ней с уверенностью человека, убеждённого в своём искусстве, и благополучно довёл её до конца; христианские врачи должны были невольно признать превосходство учёного еврея над собою. Из боязни, что слишком большая потеря крови может вредно отразиться на здоровье его сыновей он пустил кровь обоим, но в небольшом количестве. После этого необходимо было сделать немедленно перевязки, потому что при малейшем доступе воздуха в артерии жизнь мальчиков подвергалась неминуемой опасности. Но в те времена никто, и даже сам Иэм, не знал этого, потому что операция была совершенно новая и во всех отношениях недоставало опыта.

Пациент находился в наилучшем состоянии. Сыновья Исаака в продолжение нескольких минут также казались совсем бодрыми, но вскоре появились дурные симптомы в виде сильных судорог. Обоих детей унесли в соседнюю комнату, куда последовал за ними Исаак, чтобы употребить все известные ему средства для их спасения.

Таким образом, когда старый папа под наблюдением остальных врачей заснул благотворным сном, состояние еврейских мальчиков настолько ухудшилось, что не прошло и часу, как перед несчастным отцом лежали два трупа.

Удар был слишком силён и неожидан для Иэма: он не в состоянии был выдержать его. Вслед за первыми дикими порывами отчаяния он потерял рассудок. Что сталось с его единственными любимыми детьми, которых он за час перед тем видел такими весёлыми и цветущими! Как покажется он на глаза их матери? Он был уверен, что смерть детей убьёт её и что перед ним будет лежать и её труп. Мысли путались в его голове, ему казалось, что он должен бежать куда-то, бежать без оглядки. Блуждающие глаза его снова и снова останавливались на бледных чертах убитых им детей. Смерть была бы для него величайшим благодеянием, но под влиянием умственного расстройства он был убеждён, что смерть бежит от него, что мало-помалу все умрут, а он один должен вечно жить, чтобы странствовать до конца мира.

В этом состоянии духа Иэм вышел из Ватикана. Но когда он очутился на площади св. Петра, среди шумной толпы, взволнованной противоречивыми слухами,