Семиевие - Нил Стивенсон

– И кто… – начал было Дюб, но заткнулся, когда Маркус неловко указал пальцем на себя. Случайно или нет, это походило на пантомиму самоубийства из револьвера.

Маркус продолжил:

– С завтрашнего дня я объявляю Айви командиром «Иззи» и Облачного Ковчега. Сам я соберу экипаж, который отправится к «Имиру» на борту ЦМА. Мы высадимся на борт «Имира», установим контроль над его системами и доставим груз к «Иззи» на ручном управлении. Затем мы используем оставшийся лед, чтобы поднять орбиту «Иззи», и вместе с Амальтеей отправимся в «долгую поездку».

– Это… весьма существенные новости, – произнесла Мойра. – Кто еще об этом знает? И когда ты собираешься объявить остальным?

– Я сам только что решил, – вздохнул Маркус. – Послушайте, выбора нет. Мне всегда казалось, что и «бросить все и бежать», и «чистый рой» – варианты слишком рискованные. Случившееся с ГАЧ это только подчеркнуло. Остается лишь «долгая поездка». Она действительно будет долгой – что-то около двух лет. Зато все это время самые важные ресурсы будут надежно укрыты Амальтеей. Я сейчас имею в виду тебя, Мойра, и твое оборудование. Ресурсы Шахтерского поселка, которые потребуются, чтобы обезопасить генетическую лабораторию, в твоем полном распоряжении.

– Хорошо, – сказала Мойра, – я поговорю с Диной.

– Поговори с тем, кого она оставит вместо себя, – поправил ее Маркус. – Дина отправляется со мной в экспедицию. Она мне нужна, чтобы управлять распроклятыми роботами.

– А я чем могу помочь? – спросил Дюб. Он заподозрил, что Маркус сейчас и его рекрутирует, и испытывал сейчас одновременно испуг и крайнее возбуждение.

– Разберись, как нам достичь цели, – сказал Маркус после непродолжительного раздумья. – Проложи курс до Расщелины.

– Хорошо, – ответил Дюб, – будет сделано.

Маленький мальчик у него внутри испытал жесточайшее разочарование, узнав, что приключение пройдет без него. Дюбу пришлось напомнить себе, что он уже участник величайшего приключения в истории и что до сих пор в этом приключении было мало радостного.

В любых мало-мальски серьезных разговорах о космических путешествиях неизбежно фигурирует термин дельта-вэ, означающий увеличение или уменьшение скорости космического аппарата на определенном этапе полета. В общепринятой математической нотации записываемая треугольничком греческая буква дельта означает «изменение определенной величины», а латинское «вэ», как всем известно со школьной скамьи, обозначает скорость. Когда инженеры зачитывают вслух свои формулы, звучит именно дельта-вэ.

Скорость измеряется в метрах в секунду, соответственно, и дельта-вэ – тоже. По стандартам того, что Маркус теперь называл Старой Землей, в космических дискуссиях швыряются довольно серьезными значениями дельты-вэ. К примеру, скорость звука составляет триста с чем-то метров в секунду, что для большинства жителей бывшей Земли означало «охрененно быстро». Однако те, кто планировал космические полеты, на подобные цифры и внимания-то почти не обращали.

Достаточно характерной дельтой-вэ была скорость, которую требовалось придать аппарату с пусковой площадки на Старой Земле, чтобы он вышел примерно на ту же орбиту, что и «Иззи». Она составляла около 7660 метров в секунду, то есть в двадцать два раза больше скорости звука. Для объекта, движущегося сквозь атмосферу, величина абсолютно недостижимая. Однако стоило выйти за ее пределы в космический вакуум, все становилось проще. Реактивные двигатели там работали более эффективно, исчезали сопротивление воздуха и сопутствующие ему вибрации, и даже отказы оборудования уже не вели с неизбежностью к катастрофическим последствиям. В космосе для того, чтобы доставить объект из пункта А в пункт Б, требовалось лишь в нужный момент придать ему требуемую дельту-вэ.

Если пересказывать в терминах дельты-вэ историю Шона Пробста от момента расставания с Землей и до момента расставания с жизнью, получится примерно следующее. Чтобы переместиться с твердой почвы на «Иззи» в День 68, по сравнительно наивным оценкам потребовалась бы дельта-вэ 7660 м/с. Любой опытный космический волк сказал бы на это, что из-за потерь, вызванных сопротивлением воздуха, и связанной с этим формой первоначальной траектории, реальное значение будет ближе к 8500, если даже не к 9500 м/с.

Забрав Ларса и большинство роботов Дины, Шон должен был выполнить маневр по изменению плоскости, перейдя с орбиты «Иззи» под углом примерно шестьдесят пять градусов к экватору на собственно экваториальную орбиту, где шла сборка «Имира». Как раз в подобных случаях человеческая интуиция обычно давала сбой, поскольку особой разницы между орбитами «Иззи» и «Имира» было незаметно. Обе находились на высоте в несколько сот километров над границей атмосферы. Обе были более или менее круговые (в отличие от других, эллиптических). И даже обращались вокруг Земли в одну сторону. Единственное, чем они всерьез отличались, так это углом. И тем не менее для перехода с одной на другую требовалась столь значительная дельта-вэ, что пришлось запускать отдельную ракету, которая не несла ничего кроме запаса топлива, чтобы дозаправить аппарат Шона и позволить ему сменить плоскость.

Когда «Имир» был окончательно собран, потребовалась дельта-вэ 3200 м/с, чтобы перевести его на очень вытянутую эллиптическую орбиту, по которой он достиг L1. По пути снова пришлось столкнуться с задачей перемены плоскости. Практически вся Солнечная система, включая и комету Григга-Скьеллерупа, находится внутри плоского диска, в центре которого – Солнце. Плоскость этого воображаемого диска называется эклиптикой. К радости тех, кто любил смену времен года, экваториальная плоскость Земли наклонена к плоскости эклиптики под углом двадцать три с половиной градуса. Для межпланетных путешествий это было не столь удобно, поскольку означало, что орбиту «Имира» нужно теперь изменять именно на этот угол. По счастью, маневры по перемене плоскости обходятся значительно «дешевле» (в смысле требуемой для них дельты-вэ), если их выполнять на удаленных орбитах, а «Имир», разумеется, отправлялся очень и очень далеко. Так что они выполнили перемену плоскости в районе L1 одновременно с маневром, который перевел корабль на гелиоцентрическую орбиту; на все вместе потребовалось около 2000 м/с.

Спустя год с небольшим эта орбита сблизилась с орбитой кометы Григга-Скьеллерупа. Приблизившись к ядру кометы, «Имир» затратил еще около 2000 м/с на синхронизацию орбит.

Вплоть до прибытия на Григг-Скьеллеруп все маневры выполнялись реактивными двигателями «Имира», принцип действия которых был вполне традиционным: компоненты ракетного топлива (горючее и окислитель) воспламенялись в камере сгорания, образуя горячий газ, который выходил наружу через сопло, создавая реактивный импульс. Последний запуск двигателя полностью опустошил топливные баки – если бы систему на основе ядерного реактора запустить не удалось, это означало бы билет в один конец.

Реактивного двигателя, способного перемещать по Солнечной системе кометное ядро с мало-мальски приемлемой скоростью, попросту не существовало. С этой целью им теперь нужно было запихнуть привезенную с собой «бомбочку на палочке» в самую середину ледяного куска, оборудовать за ней ледяное сопло, а затем поднять стержни поглотителей, так что тысяча шестьсот рабочих стержней реактора сильно разогреются. Лед начнет превращаться в воду, затем в пар, который выйдет наружу через сопло – и вот это уже будет вполне существенный реактивный импульс. Таким образом, первые несколько месяцев ушли на то, чтобы разобрать «Имир» и по частям встроить его в кусок льда, отколотый от трехкилометрового ядра кометы.