Время шакалов - Станислав Владимирович Далецкий

Наверное, и ударили меня не случайно, а по наводке из ЖЭКа, как одинокого человека без жены и детей, чтобы убить и продать квартиру по паспорту, который мы в Москве должны всегда носить с собой. Да и подпись владельца в паспорте введена, по видимому, чтобы мошенникам было легче подделывать документы,– закончил Хромой.

– Позвольте и мне сказать, – неожиданно для самого себя, вмешался Михаил Ефимович, чем очень удивил Учителя и остальных: обычно, он слушал и поддакивал другим.

– Давай, Тихий, рассказывай,– разрешил Учитель.

– Я почему попросился за Хромым: потому что моя история похожа, на его. Я тоже жил один в коммуналке, где были ещё жильцы: кавказцы, которые купили вторую комнату в этой квартире у моей соседки.

Как я там оказался, неважно, но проживал я в этой квартире почти с победы Ельцина над Горбачевым, считай лет двадцать. Так вот, год назад я потерял паспорт – так я считал, а на самом деле его украли кавказцы, но я этого не знал и не сразу хватился и, обнаружив пропажу, написал заявление в милицию о выдаче нового паспорта. Сначала мне выдали справку вместо паспорта – вдруг найдется старый, а через месяц выдали новый паспорт.

Прошло ещё месяца два и мне приходит извещение из банка, что я не плачу денег по ссуде, взятой мною в этом банке, и они подают на меня в суд о возврате денег, путем продажи жилья, которое я указал в качестве залога за ссуду.

Я удивился и поехал в банк. Там показали договор с моей подписью, что я взял ссуду на три месяца в размере 300 тысяч рублей под залог комнаты. Я говорю им, что ничего не знаю, договора не подписывал, а паспорт был утерян мною и есть заявление в милицию.

Начал разбираться и оказалось, что ссуду дали до моего заявления об утере паспорта. Получалось, что я взял ссуду, потом спрятал паспорт и заявил об его пропаже, чтобы не возвращать деньги с процентами – уже набежало более 350 тысяч рублей. В общем, или отдавай деньги или продадим твоё жилье.

Денег у меня не было, банк подал в суд, который быстренько решил дело в пользу банка, тот не мешкая, продал мою комнату моим же соседям – кавказцам, якобы за сумму, чуть больше чем долг, хотя стоила комната раз в пять больше.

Я бегал по судам и адвокатам, но ничего не помогло и через месяц пришли приставы и охранники из банка и все мои вещи вынесли из комнаты и сложили прямо у подъезда. Вещи сложили в крепкие мешки для мусора, а мебель просто прислонили к стене у подъезда.

Я побежал в милицию, мол что да как, они неохотно пошли со мною часа через два, а когда мы пришли, то мешков и мебели уже не было – кто-то всё увез. Менты сказали, что, наверное, это приставы увезли моё барахло на хранение, но вскоре подъехала машина с приставом, чтобы увезти моё имущество на хранение и я понял, что это сделали мои соседи кавказцы.

Улик нет, ничего не докажешь и я оказался на улице: без всего, в том числе, и без документов – только паспорт при себе остался и тот вскоре потерял или опять украли, но мне это уже ни к чему: взять с меня больше нечего. Такая вот простая история,– закончил Михаил Ефимович, солгав, на всякий случай, про паспорт, который он спрятал в укромном месте на своем чердаке.

– Да, Тихий, удивил ты нас: оказывается тебя проще нас всех, как говорится, обули, а ведь ты из демократов будешь, сам говорил, что когда-то тебе Ельцин руку жал на митинге, – напомнил ему Учитель

– Что было, то было, – ответил Михаил Ефимович,– я и сейчас верю в демократию, только она у нас пока неправильная, а когда всё наладится, то будет закон и порядок.

– Ну и дурак же ты, Тихий,– сказал Учитель,– тебя выкинули на улицу, как использованную туалетную бумагу, а ты всё твердишь о законах и демократии.

Демократы, которые захватили власть и всё имущество страны, в том числе и наши квартиры, пишут законы под себя, чтобы удержать награбленное, а ты их защищаешь. Ничего, помыкаешься по чердакам и подвалам, может быть и в голове у тебя просветлеет, поймешь, кто тебя на самом деле загнал в бомжи: не было бы только поздно, – заключил Учитель и продолжил:

–Кто ещё остался у нас без исповеди? Иванов! Что молчишь, твое слово последнее.

Иванов, который сидел уже с носом, привычного ему красного цвета – вернее, свекольного цвета, встрепенулся и жадно посмотрев на бутылку водки, стоявшую на столе, ответил, глотая звуки:

–Моя история будет короткой и правдивой. Свою квартиру, честно заработанную при Советской власти, я честно пропил при власти демократов.

Жил я в соседнем областном городе, не буду говорить в каком, работал на заводе слесарем высшего разряда и получил квартиру – трешку на четверых: я, жена, дочка и тёща. Тёща умерла, потом и жену бог прибрал, дочка выросла, выучилась на врача, вышла замуж и уехала с мужем в Германию, где у него были какие-то родственники.

Она там работает санитаркой: даже медсестрой с нашим дипломом врача там нельзя устроиться, но надеется и иногда пишет, вернее, писала, что живет неплохо по нашим меркам.

Я остался один в квартире, приватизировал её, потом завод закрылся, а рабочих на улицу. Устроился в автосервис – руки-то есть, но вот с выпивкой был не в ладах: иногда запью на неделю – другую, так что на работе держали за мастерство. Но платили только за то, что сделал, а это получалось немного.

Тогда я продал свою трехкомнатную квартиру и купил однокомнатную, а на разницу прожил несколько лет, скажу прямо: выпивал, но не пропивал всё и сразу.

Потом деньги кончились, и я свою однушку тоже продал, и переселился в коммуналку в комнату. Ещё пожил на вырученные деньги, которые тоже закончились. Продал и комнату и переселился к приятелю, с которым вместе и выпивали и работали – когда могли.

Приятель как-то перебрал и замерз на улице – чуть-ли не у подъезда своей квартиры. Объявились наследники, меня выгнали, и я поехал в Москву к сестре. Сестра меня встретила без радости, но регистрацию сделала и подыскала общежитие за приемлемую цену.

Устроился снова в автосервис. Но проработал там до первой получки, с которой запил и был