История жены - Мэрилин Ялом

На этом ее судебные мытарства не закончились, и в январе 1918 года суд штата отклонил ее апелляцию. Судья, однако, постановил, что контрацептивы можно использовать для защиты от венерических заболеваний и при других медицинских показаниях, определявшихся очень расплывчато. Такая формулировка позволила Сэнгер и другим активистам, агитировавшим за контроль рождаемости, вздохнуть свободнее.

В результате такой нервотрепки брак Сэнгер затрещал по швам. В отличие от своей предшественницы, Элизабет Кэди Стэнтон, Сэнгер не планировала воспитывать выводок детей, содержать несостоятельного мужа на заработок от лекций и публикаций и сохранять верность. Времена изменились, и бойкая ирландка могла вести довольно активную жизнь, вращаясь в кругах левых активистов и наслаждаясь свободной любовью богемы по обе стороны Атлантики. Достаточно будет назвать имена двух ее любовников – сексолога Хэвлока Эллиса и писателя Герберта Уэллса. Оба помогли ей приобрести хорошую репутацию: Эллис написал введение к ее первой книге «Женщина и новая раса», Уэллс – введение ко второй книге «Поворот цивилизации». Вместе эти два труда разошлись полумиллионным тиражом в 1920‐е. Как и в других своих текстах, Сэнгер продвигала здесь не только идею контроля рождаемости как неотъемлемого права любой женщины, но и идею новой сексуальной морали, которая вызревала в это десятилетие. Освободившись от бремени деторождения, жена получала больше возможностей участвовать в общественной жизни и помогать решать насущные проблемы мира, нищеты и классовых конфликтов. Хотя некоторым надеждам Сэнгер еще только предстояло сбыться, она внесла неоценимый вклад в историю как основательница движения за контроль рождаемости в США.

Несмотря на противостояние недругов, движение нашло множество союзников в самых удивительных местах, например среди прогрессивных церковнослужителей. В 1930 году священник англиканской церкви в Лондоне, выбирая очень осторожные выражения, высказал свое принципиальное согласие на использование контрацепции супругами, когда те чувствуют, что обязаны ограничить количество детей. Год спустя Совет церквей Христа в США под председательством теолога Рейнгольда Нибура, представлявший 22 миллиона протестантов, формально разрешил осуществлять контроль рождаемости по причинам медицинского и экономического характера. Повторяя те аргументы, которые уже звучали пятьдесят лет назад, Совет называл контроль рождаемости защитной мерой для здоровья женщин и их детей, а также мерой против нищеты и перенаселенности. Но такую позицию не разделяли безоговорочно все протестанты; методисты, пресвитериане и лютеране выразили свое несогласие и пересмотрели свою позицию на этот счет только в 1950‐е годы.

Католическая церковь по-прежнему не одобряла любые средства контрацепции. В энциклике 1930 года Casti Connubii («О добродетельном браке») папа Пий XI объявил, что любое человеческое усилие, направленное на то, чтобы лишить брак «его естественной функции продолжения рода, нарушает законы Бога и природы, а те, кто поступает подобным образом, совершают смертный грех». Однако в чем-то эта энциклика была полезна, поскольку проясняла отношения между супругами, а именно объявляла, что в сексе между супругами нет ничего неугодного Богу. Подчеркнуто объявляя продолжение рода основной целью секса и подчеркнуто осуждая контрацепцию, папа тем не менее подтверждал и важность таких вещей в браке, как «взаимная поддержка, вынашивание взаимной любви и усмирение страстей». В свете этого папа также признавал право супружеских пар на продолжение сексуальных отношений после менопаузы.

Хотя церковь официально противостояла контролю рождаемости, некоторые католики все же предлагали календарный метод в качестве приемлемой меры по контролю зачатия для верующих. Этот метод описали уже в середине XIX века, но только в 1929 году ученые наконец окончательно поняли механизм его действия: овуляция происходит за 6–12 дней до менструации, и женщина должна воздерживаться от полового акта по крайней мере восемь дней до овуляции и три дня после (и даже при соблюдении этих условий такой метод ни в коем случае нельзя считать полностью надежным). В 1932 году при поддержке авторитетных католических кругов Чикаго была издана книга «Ритмы неплодородности», в которой женщинам советовали вести календарь и ограничивать время сексуальной активности рамками периода стерильности. Для того чтобы официально признать календарный метод и его значимость по медицинским, евгенистическим и экономическим причинам, понадобилось еще двадцать лет – это сделал папа Пий XII в «Моральных вопросах, касающихся замужней жизни».

И появление движения по контролю рождаемости, и смягчение нравов большинства иудейских и христианских конфессий к середине XX века совпали с популяризацией нового взгляда на брак, который вызревал десятилетиями. Все больше американцев видело в браке не средство продолжить род, но союз, основанный на взаимной любви, уважении, наслаждении сексом, а общество в целом стало делать больший акцент на «потреблении, удовлетворении и наслаждении»[449]. Идея, что секса и сексуального удовольствия не нужно стыдиться и что сексом должны наслаждаться оба партнера, стала движущей силой в процессе движения к эгалитарному браку.

Американцы могли усваивать позитивное отношение к сексу из фильмов, художественной литературы и популярных научных трактатов. Этому способствовало и знакомство с трудами европейских авторов, например с работами Зигмунда Фрейда и Хэвлока Эллиса, которые считали главной причиной несчастья подавление сексуальных желаний. Если Фрейд соглашался со многими своими современниками в том, что женщина должна быть избавлена от стресса и работы вне дома, а ее долг состоит в том, чтобы заниматься семьей, то Эллис отстаивал женскую сексуальность и право женщины вращаться не только в семейном кругу, но и в обществе.

Но каким образом эти свежие теории и движения отразились на том, как американские жены осмысляли свою сексуальность, и на том, как они ее выражали? К сожалению, в женских письменных свидетельствах стремление к выражению сексуальных желаний не стало ярче по сравнению с викторианским периодом: по крайней мере, этого нельзя заметить в текстах, которые были предназначены для чужих глаз, таких как автобиографии, стихи и художественная литература. Женщины в англо-американском мире попросту не пишут о таких вещах вплоть до конца XX столетия. Да, конечно, были примечательные исключения – как, например, южанка Кейт Шопен и ее повесть «Пробуждение» (1899) или британка Рэдклифф Холл и ее «Колодец одиночества» (1928). Героиня Шопен чахнет в браке, ее жизнь отличается от жизни тех замужних женщин, которые «посвящают себя своим детям, поклоняются своим мужьям и уважаемы за то, что безупречно умеют держаться в тени»[450]. Холл писала о еще более шокирующем предмете – лесбийской любви. Эта тема считалась настолько табуированной, что ее книги были запрещены в Англии, хотя продавались во Франции и в Америке. Шопен писала об удушающем браке, который, безусловно, был знаком многим женщинам рубежа веков, а Холл рассказывала о новой сексуальной свободе зарождающегося века эмансипации. И хотя обе писательницы говорили об опыте, который разделяли многие женщины, они были далеки от мейнстрима.