Хэда - Николай Задорнов

Мы исполнили дело, выше которого для нас обоих ничего не может быть. При этом совершили ошибки. Представлялось, что Путятин в России не будет счастлив, даже если Россия одержит победу в войне с Англией. Саэмону кажется, что по лесу лениво бредет старый тигр, ступает мягко, но небрежно. Костлявые плечи и понурая голова.

«Это я? – в ужасе подумал Кавадзи. – Странное видение!» Это Кавадзи идет так задумчив. Неужели это моя лысина и мои вылезшие кости?

К старости все больше неприятностей, забот и трудных поручений. Исполняя их, Кавадзи крутится, как круглый камень, который точит новые и острые стальные ножи. «Камень, который крутится, не обрастает мхом!»

Он не подал вида и бровью не повел, когда выслушивал сегодня все разнообразные известия. Никто не мог догадаться, что у него на душе.

...– Домой! – пылко восклицала Анна Мария. – Перри – лгун! Его договоры – обман! Никаких его трактатов японцы не признают!

– На судне наш дом! – сказала госпожа Рид.

– Мы сыты здесь всем по горло! – сказала госпожа Вард. – Всем, что только может желать молодая женщина.

– Семейная! – добавила госпожа Доти.

– Вам было плохо? – спросил Вард. Вид у всех прекрасный! Неужели от неприятностей! – Вам было хорошо?

– Нам очень хорошо, – ответила его жена, – но это не для нас! Нам надоели соглядатаи. Они все время ходили за нами. Они присылают прекрасные продукты и тут же портят аппетит, как сказал русский офицер. У них есть такая система: показывать нежелательному гостю, что за ним следят. Ходить по пятам не скрываясь. Это у них называется открытием страны!

– К черту японцев! – воскликнула Пегги. – Единственный приятный человек – представитель высшего японского правительства. – Пегги на миг взглянула с гордостью на окружающих. – Он очень любезен... Присылал нам все самое лучшее, но сам глядит, как из клетки... Прочь всех японцев! На судне – наш дом!

– Цветы... – спрашивал Вард.

– Да! Но из цветов на тебя выглядывает шпион, – ответила его жена. – А за другой грядкой еще двое таких же. Временами мы приходили в бешенство.

– А как кормили детей?

– Очень хорошо.

– Была рыба?

– И мясо, фрукты, овощи, птица. И свежая рыба, лангусты. Они старались. Но такова их двойственность. За каждую любезность они сразу делают пакость. Это злые люди. И тут же за грубость и бесцеремонность нахально извинятся... Прочь отсюда! Какое счастье – наш корабль! Наш милый дом! Дети рвутся сюда, но их опасно было взять в ветер, и мы боялись, нет ли болезней. Я возьму все же из Японии семена цветов и рассаду. Жена священника обещала мне. Я высажу в горшочки, и у нас в каюте будет японский цветник.

– Наше спасение было в русских, – говорила раскрасневшаяся Сиомара. – Они очень славные и простые, как американцы, никакого чванства. Такой смешной их повар, он брал куски каната и всегда гонял вокруг бани японских шпионов. Выгонял их со двора.

– Больше мы не пустим вас в Россию, довольно! – сказала Анна Мария.

– Мы не пойдем! – ответил Вард.

После этого плавания капитан стал заметно поживей и поразговорчивей. Прежде пустил бы подобное замечание мимо ушей, а тут ответил охотно:

– Больше не идем в Россию! – Так примирительно сказал он.

– Ты решил твердо? – спросила жена.

– Да.

– А деньги? – негромко спросила она.

– Деньги в этом случае не имеют никакого значения.

– Да? – удивилась госпожа Вард.

На миг Сиомара смутилась. Как же Эйли поедет на родину? Ему же суждено уехать? Неужели он останется здесь... с японкой?

Она еще не слыхала всех новостей, но решение, кажется, вполне определенное. Ведь дали слово доставить всех их за три раза. Что случилось? Почему такая перемена?

– Они заплатили?

– Заплатили хорошо! – ответил Джон. – Никогда туда больше не пойдем. Пусть они сами там живут.

...Кавадзи сидит, как сама старая Япония, как тенно в парках Киото среди цветов, миниатюрных дворцов и храмов. Ничего сам не видит, не выходит, только слышит, что шепчет ему тайная полиция, подданные и переводчики.

Так все прекрасно началось. И так все отвратительно закончилось. Американки целовали при всех своих мужей и сразу разошлись с ними по каютам. Американская красавица приехала на «Кароляйн» со своим мужем.

Кавадзи ранен в самое сердце. Таковы их нравы! Добрые, благородные чувства Саэмона уязвлены.

Во время зимних бесед с Путятиным и Посьетом бывало холодно, стучали рамы при ветре со снежных гор. А сейчас кажется, что прекрасное тогда было время. Кавадзи исполнял требования правительства.

Путятин ушел в далекое плавание. Все заканчивается. В воздухе жаркая прель, как в парниках, невозможно дышать, трудно. Кавадзи исполнил все требования правительства. И сам сидит сгорбатившись. Тепло не радует, как странно. Так прекрасно вокруг. А я? Всесильный Саэмон но джо! А я бессилен!

Доложили: Вард без спроса приехал на берег вместо с женой. У храма встретился с детьми. Выстроил жену и детей в ряд, а потом всех целовал по очереди и кричал от восторга, как ребенок.

Потом Вард всюду ходил с женой и держал ее за шею. Японцы все это видели и удивились.

Доложили: американцы рады, дети показывают отцам игрушки и зонтики, также другие подарки, присланные Кавадзи, и упоминают его имя.

Американки, возвратившись со шхуны, гуляют по берегу с мужьями. Вард запросил у переводчиков продовольствия. Накамура приказал немедленно доставить всего свежего, что возможно.

Утром Вард, Рид, Доти и Дотери приходили к Накамура и благодарили. От губернатора, не предупредив, пошли все вместе по улице, как будто гуляя, повернули в ворота Фукусенди, посмотрели цветник и вошли к Кавадзи, как к товарищу. Сказали, что уходят из Японии. Очень благодарили за внимание к семьям. Ответили на вопросы про Россию. Сказали про Лесовского и сто пятьдесят его моряков. Все здоровы. Ушли еще дальше на корабле. У Лесовского очень тяжелый характер, проявлялся одинаково – к своим и к американцам.

Кавадзи спросил:

– Заходили в Хакодате?

Эйноске об этом долго и подробно поговорил с гостями. Перевел так:

– В Хакодате заходили. Японские власти приняли Рида очень любезно. Но не как консула, а только как американца и добавили, что если бы он претерпел крушение, то оказали бы больше внимания.

Пришли проститься! Полагают, что так запросто можно со мной беседовать! Но Кавадзи сам уступает, сам задает вопросы! Так подумал Саэмон.

Письмо от Накамура. Дел в Управлении очень много. У Накамура сейчас сидит Михайлов. Пришел с просьбой, послать на японской быстрой лошади русское письмо в Хэда. Шиллинг одно увез, но необходимо послать еще одно, дополнительное. В Гекусенди переговоры русских с Бардом пока безрезультатны. Михайлов письмом просит прислать обратно Шиллинга или другого офицера.