Северный крест - Валерий Поволяев

— Хорошо, я распоряжусь, — наконец произнёс он.

В камере Миллер повалился на нары, застеленные плохоньким одеялом, буквально светящимся насквозь, заложил руки за голову. В прошлой жизни к нему много раз приходили люди, самые разные, которые предлагали объединить РОВС с некими могущественными организациями, чтобы вместе бороться против Советов, но в большинстве своём это были обычные неудачники либо некие проходимцы, жаждущие погреть руки на политическом костре и наполнить свой кошелёк хрустящими банкнотами, и Миллер старался всякий раз мягко, чтобы никого не обидеть, выпроводить эту публику из своего кабинета.

Первым таким ходоком был генерал Глазенап[48] из «армии Кирпича», как высший офицерский состав называл Николая Николая Юденича[49]; ныне уже, к сожалению, покойного, — Глазенап расстался с Юденичем ещё в Эстонии. Придя к Миллеру, Глазенап говорил о том, что у него есть связи с офицерским подпольем в России, — преданных людей там много, и если ему будет оказана финансовая поддержка, он через три дня окажется в Петрограде, ставшем ныне Ленинградом, и поднимет местное население на восстание.

— Через три недели в России будет новая власть, — обещал он. — Главное сейчас — достать деньги. Несколько десятков тысяч франков.

Глазенап говорил убедительно, горячо, не поверить ему было нельзя, и Миллер решил доложить об этом визитёре Врангелю.

Ответ Врангеля был короток:

— В переговоры с Глазенапом больше прошу не вступать.

Исполнительный Миллер так и сделал.

В тридцать первом году, когда Миллер прилетел в Белград, к нему явился некий Маслов, представившийся председателем Крестьянской партии, — очень говорливый оказался господин, он предложил объединить его партию и РОВС в один боевой кулак. Посетитель довольно убедительно, — но очень долго — рассуждал о том, что крестьяне ныне составляют основную массу населения в Советском Союзе, поэтому они хоть сегодня готовы поддержать Крестьянскую партию, жаждущую свергнуть власть большевиков. Правда, ставят одно условие — чтобы их «родная» партия была объединена с РОВСом. Такой же точки зрения придерживался и сам Маслов.

Главной силой в советской стране, даже более мощной, чем армия, Маслов считал крестьян, уверял, если крестьяне поднимутся — а они по его призыву обязательно поднимутся, — то вся большевистская верхушка будет вывезена на навозной тележке в поле. Вместе с червяками и свежим коровьим помётом.

Миллер внимательно выслушал посетителя, захлебывающегося от восторга, и спросил спокойно, довольно холодным тоном:

— Кого вы склонны считать главной движущейся силой новой организации?

Маслов ответил, не задумываясь:

— Крестьян-эмигрантов.

Миллер отрицательно качнул головой:

— Насколько мне известно, среди крестьян нет эмигрантов.

— Ну как же! — горячо воскликнул Маслов и в следующее мгновение умолк. Вид у него сделался растерянным: а ведь среди эмигрантов действительно не было крестьян.

— Если у кого-то в паспорте и написано, что он — крестьянин такой-то губернии, то эмигрировал он на Запад совсем не как крестьянин — как солдат Белой армии...

Маслов продолжал молчать. Без всяких уточняющих и наводящих вопросов было понятно, чего ему надо... Денег.

— Давайте отложим наш разговор до Парижа, — предложил Миллер и, поскольку Маслов продолжал молчать, вежливо наклонил голову, прощаясь с ним.

Он думал, что никогда больше не встретит этого человека, но не тут-то было: Маслов принадлежал к категории людей, которые, если их выгоняют за дверь, влезают в дом через форточку.

Однажды — это было зимой тридцать третьего года — Миллер обнаружил Маслова у себя на кухне в парижской квартире: тот, расплываясь, будто блин, который намазали сметаной, что-то ворковал на ухо экономке, довольно смазливой француженке; увидев Миллера, он вскочил и лихо стукнул задниками лакированных галош.

— Пройдёмте ко мне в кабинет, — сухо велел ему Миллер.

Гость, подмигнув экономке, поспешил переместиться в кабинет председателя РОВСа, по самый потолок заставленный книгами.

— Ну-с, я вас слушаю, — сухо и сдержанно произнёс Миллер.

— Я нашёл деньги для борьбы с советской властью, — с пафосом воскликнул Маслов. — Большие деньги.

— И-и... кто же их даёт вам? — с улыбкой спросил Миллер.

— Английская герцогиня Атольская.

— Не слышал о такой.

— Атольская тесно связана с группой крупных финансистов. Финансирование будет надёжное, деньги польются широким потоком. Условие одно, прежнее, что было и раньше: две самые крупные русские организации должны быть объединены...

— Какие организации?

— Крестьянская партия и РОВС.

РОВС, конечно, был крупной организацией, но вот «Крестьянская Россия», которую представлял этот господин... В многочисленности и весе этой партии Миллер не был уверен.

Чутьё его не подвело: вскоре он узнал, что Маслов — это обыкновенный щипач, жулик, специалист по мелкому, не самому умному на свете мошенничеству: чтобы добыть деньги, он готов был объединить кого угодно с кем угодно, румынского короля с мотоциклеткой, а албанского феодала с ангорской козой, лишь бы это дело принесло «бакшиш» — желательно монетой звонкой золотой чеканки. Иногда обман ему удавался, и Маслов торжествовал...

— Что вы можете сказать о белой эмиграции, находящейся ныне в Китае, в частности в Харбине? — спросил у Миллера следователь.

— Контакты у Парижа с Харбином были очень слабые... Это дело не сложилось.

— А если поточнее?

— В тридцатом году генерал Дитерихс[50], возглавлявший Дальневосточный отдел РОВСа, сообщил мне из Шанхая, что в приграничной полосе в Сибири, в Приморской области, в Приамурском крае и в Забайкалье вспыхнуло восстание, и просил поддержать его. Вопрос сводился к поддержке деньгами и людьми. Ещё — оружием...