Зеркало судьбы - Виктор Павлович Точинов

всенепременно бывает при подобных сборищах пернатых. Ну, не совсем подобных, — такого Бессонову видеть еще не приходилось… Живая пелена лишь слегка, еле заметно шевелилась — словно действительно была единым существом, больным или смертельно уставшим…

— Ну?! — сказал Магадан. — Красота?

Голос его звучал так гордо, как будто он сам долгие ночи не спал у инкубаторов и вольеров, выращивая эту ораву.

У остальных не нашлось слов…

А потом они забыли про всё.

Про то, что собирались зайти сначала в резиденцию Магадана — довольно большую хибару, оставшуюся от экспедишников, — распаковаться, устроиться, оставить дежурного варить ужин (никто не сомневался, что дежурным окажется Юрка Стасов), хряпнуть по сто грамм с приезда, — а уж потом отправиться на разведку к завтрашней охоте…

Вместо этого они побросали вещи и стали торопливо, глядя не под ноги, а на птиц, — спускаться, на ходу переламывая ружья и запихивая в них патроны. Магадан, несмотря на все утверждения, что добычу ему девать некуда, — присоединился к ним со своей древней, помнящей совнархозы “ижевкой”.

И началась охота.

После первых выстрелов дичь взлетела — медленно, неохотно. Казалось, промахнуться тут невозможно. Но промахи поначалу были — глаза попросту разбегались. В кого стрелять? В тяжело встающих на крыло гусей? В огромную стаю куликов (воздух просто кишел ими, как комарами на болоте)? В уток — напуганных стрельбой Толика и Карбофосыча с другого фланга и летящих прямо на Бессонова?

Расстояние оказалось слишком близким, дробь неслась плотной кучей — и либо проходила мимо, либо разбивала на куски птичьи тушки. Впрочем, якобы промахи таковыми на деле не были — попадали в кружащих в отдалении птиц…

Постепенно Бессонов чуть успокоился, стал действовать осмысленно — соизмерял размер дроби с размером дичи, и не стрелял ближайших — как говорят охотники, выпускал в меру…

Выстрелы гремели. Раненые птицы бились на земле, никто их не подбирал и не добивал. Раскалившиеся стволы жгли руки — конструкторы охотничьего оружия никак не рассчитывают его на такую вот беспрерывную стрельбу…

Потом пальба стихла. Бессонов водил пальцами по пустым гнездам патронташа — ни одного патрона. У остальных, похоже, то же самое…

Он осмотрел поле боя. Птицы никуда не улетели. Покружив, снова расселись — но теперь их диспозиция напоминала гигантскую подкову — внутри которой стояли стрелки, валялись птичьи трупики и трепыхались подранки… В воздухе кружился окровавленный пух.

Дикий азарт ушел. Стало противно. Гнусно. Охота была неправильная. Словно рыбалка в аквариуме. Добыча не радовала.

Бессонов подошел к убитому наповал гусю, упавшему почти под ноги. Взял за лапы, поднял. Крылья широко раскинулись, из приоткрытого клюва капала кровь… Вспомнил, как охотился на таких красавцев в прошлом году, на тундровом озере — стая попалась осторожная, не подпускали ни на лодке, ни пешком по берегу, пришлось рыть-долбить в мерзлоте окопчик, тщательно маскировать, сидеть, согнувшись в три погибели, с замершим сердцем тщательно целясь в подлетавшую стаю, зная, что будет лишь один шанс на удачный выстрел…

К Бессонову, замершему с гусем в руках, подошел Юрик Стасов — с точно таким же. И сказал растерянно:

— Ничего не понимаю… Не бывает таких гусей…

— А это что? — Бессонов чуть встряхнул трофей.

— Гусь… Но — не бывает! Я все книжки прочитал, все картинки заучивал — не бывает! Смотри: здоровенный, по размерам как серый гусь — но нет полосы вокруг клюва, и на брюхе полос нет, весь однотонный, как гусь-гуменник. Но у того лапы совсем другие — оранжевые, или желтоватые, а у этого почти черные, как у краснозобой казарки… Так казарка вдвое меньше размером…

— Может, домашние у кого улетели? — попытался пошутить Бессонов. Шутка прозвучала как-то тускло, пакостное настроение усиливалось.

Вообще-то Юрику стоило верить. У него, молодого лейтенанта, первый год служащего в Ямбурге-29, это был дебютный выезд на охоту. Но всю зиму Стасов готовился теоретически — внимательнейшим образом проштудировал охотничью литературу. Сам Бессонов не считал нужным запоминать внешние признаки всех двенадцати (или даже больше) видов гусей и казарок, прилетавших весной… Съедобные — и ладно.

Юрик продолжал, пропустив мимо ушей слова о пустившихся в бега домашних гусях:

— А кулики?! Из куликов такие здоровые, чуть не с курицу, в России только кроншнепы встречаются! Но они, во-первых, в степях живут, в тундру не залетают… А во-вторых — клюв у них сильно вниз загнут! А у этих — прямой, как шило!

При слове “шило” Бессонов непроизвольно поморщился…

Карбофосыч, собиравший в отдалении тушки вместе Толиком и Магаданом, замахал рукой и что-то крикнул Бессонову с Юркой. Можно было даже догадаться, что: кончайте, мол, филонить, собирайте добычу да таскайте к озеру, где у Магадана вырублены во льду холодильные камеры…

Бессонов призыв проигнорировал, заинтересовавшись словами Юрика.

— Так что ты хочешь сказать? Что мы тут открыли новые виды? Науке не известные? И можем назвать своими именами? Гусь Бессонова — звучит… Срочно нужна бадья с формалином.

Юрик, не обратив внимание на бессоновский сарказм, выдал совсем иную версию: новые виды, конечно, порой открывают, но тут не тот случай. Не крохотная же популяция, затерянная у черта на куличках. Здоровенные птицы, летающие с зимовки через полконтинента… Виды, надо понимать, вполне известные. Но — не наши. Не российские. Потому что прилетели из… Америки! Через полюс! Что вполне стыкуется со странным направлением полета стай… И у Юрика даже появилась идея, отчего в птичьих головенках так вот перепутались все полетные карты. Во всем виновата новая американская система ПРО! Какие-то дает наводки на невеликие птичьи мозги…

Красивая версия, подумал Бессонов. Жаль, нереальная. Гусь — птица здоровая, тяжелая. Калорий в полете сжигает много. И без “дозаправки” весь путь сезонной миграции не выдерживает. Гусиные стаи вылетают с юга загодя, когда места гнездовий в тундре еще покрыты толстым слоем снега и льда, проделывают около половины пути — и останавливается где-нибудь в средней полосе на месяц-полтора. Восстанавливают силы, отъедаются, — потом летят дальше, на оттаявшие за это время тундровые болота и озера. Нет, гуси путь через тысячи километров ледяных полей никак не осилят…

Объяснить всё это Юрику он не успел. Подошел Карбофосыч. И ехидно так поинтересовался: какие еще будут у господ офицеров для них троих приказания, кроме сбора добычи?

Они со Стасовым пошли по земле, усыпанной окровавленными перьями.

Пошли собирать дичь.

* * *

Емкостей, выдолбленных во льду Магаданом, не хватало — пришлось торопливо готовить новые. Толик стучал пешней, в скорости мало уступая отбойному молотку — рыхлый весенний лед кололся легко. Бессонов выгребал из растущей майны осколки и обломки. Потом они поменялись