Падальщик - Ник Гали

— Видите, — продолжил Самуэль, — страданья и невзгоды[17]Леонардо изобразил в виде железных колючек, тех, что в ту пору рассыпали при военных действиях по земле против наступающей пехоты. Знаете, как назывались эти колючки на старо-итальянском? Тribolo. Их на рисунке рассыпает рукой Боль…

Пролистав еще несколько страниц сайта, он воскликнул:

— Вот оно! Я так и знал! «Людям покажется, что видят они невиданные разрушения в небесах. Покажется им, что взлетают они вверх в небеса, а потом спасаются в ужасе от льющегося оттуда пламени….»

— Моя загадка! — вытаращил глаза Дипак. — То есть… его загадка. Там есть какой-нибудь комментарий?

Самуэль кивнул:

— Есть, — он принялся читать. — «Пророчество стоит особняком в ряду других, придуманных Леонардо. Многие исследователи не включают его в список собственно загадок, по причине того, что оно затянуто, не выглядит законченным и имеет в себе повторы. Кроме того, очевидно, что данный текст можно назвать изящной шуткой только с очень большой натяжкой. Разгадкой пророчества является слово «Сон». Вероятнее всего, в данном случае Леонардо описывал некий беспокойный сон, который приснился ему самому. Скорее всего, это было некое видение, которое поразило его воображение и которое он записал, чтобы не забыть и обдумать на досуге»[18].

— Все сходится! — всплеснула руками Геня. — Дядя Дипака загадал ему загадку Леонардо и дат подсказку, что загадку придумала Одра Ноэль. Дипак должен был спросить про загадку У Лизы, назвав имя Одры Ноэль и им запустив машину. Получив от Лизы текст загадки, он в интернете мог легко найти имя автора и понять, что Одра Ноэль, это Леонардо! Тогда он мог «повернуть ключ» для запуска Алгоритма Счастья правильно, как и просила его машина!

— Натянуто, натянуто, — бормотал Звеллингер, хотя было видно, что ему стало интересно, — но зачем все-таки это все понадобилось дяде? Почему было просто не отдать тетрадь Дипаку со всеми паролями и правилами?

— Кто знает? — пожала плечами Геня, — Мы не знаем, как устроена Лиза. Может быть, активировать машину паролем мог только тот, кто еще не знал правила управления ею?

— Давайте уже прочтем рукопись и узнаем скорее это Правило! — взмолилась Катарина.

— Рукопись! Рукопись! — закричали все.

Самуэль встал из-за компьютера, подошел к кофейному столку и поднял с него листы перевода.

Лампа с фигурным зеленым абажуром из алебастра с ножкой, которую обвила рукой обнаженная бронзовая девушка, — Самуэль помнил эту лампу столько же, сколько помнил себя, — освещала потолок мягким, изумрудным светом. Цвет этот причудливо смешивался с танцующими по стенам красными бликами от камина, — вся комната со старинным столом, уставленным предметами; с пузатым глобусом, кожаной мебелью, блестящими корешками книг в шкафу — танцевала, колебалась, как будто была каютой судна, проплывающего мимо островов с безумными тропическими закатами.

Кресла и диван сдвинулись ближе к камину, все расселись.

Самуэль положил титульный лист на квадратный столик с золотым орнаментом.

— «Сие писано в Милане, — прочел он, поднимая к глазам первую страницу, — в тысяча четыреста девяносто девятом году от Рождества Христова магистром Томмазо Мазини»…

Он остановился и растерянно посмотрел на друзей.

— Упс, — тихо сказала Катарина.

Может быть, Дипак все-таки не так богат, как мы думали, — пожал плечами Звеллингер.

Самуэль озадаченно поворошил листы:

— И дальше здесь — стихи… Действительно, Леонардо никогда не писал стихов.

Он наморщил лоб, потом поднес палец к верхней губе:

— Подождите, подождите. Имя… Томмазо Мазини. Кажется…

Он встал с кресла и, оставив на нем листы, быстрыми шагами прошел к книжному шкафу у окна. Затем вынув с полки книгу в мягкой обложке, развернул ее и вернулся к камину.

— Ну-ка, ну-ка… — он зашелестел страницами, — Точно! — лицо его осветилось. — Слушайте: «Томмазо Мазини долгие годы был таинственным спутником Леонардо да Винчи. Во многих источниках он упоминается по своему странному прозвищу — «Зороастро». Томмазо умер в Риме в 1520 году, в возрасте пятидесяти восьми лет. Был похоронен в церкви святой Агаты. Томмазо-«Зороастро» верил в реинкарнацию души, поэтому на его надгробии стоит статуя ангела с щипцами и молотом, символизирующая возрождение нового тела из костей мертвеца. Некоторые подробности о Томмазо Мазини известны из описаний Сципиона Аммирато, который, в частности, пишет, что Леонардо да Винчи смастерил Томмазо плащ из чернильного ореха, и оттого к нему приклеилась кличка «Чернильный Орех». Когда Чернильный Орех вместе с Леонардо переехал из Флоренции в Милан, его стали звать еще «Indovino» («Прорицатель»), ибо всем было известно, что он занимался магией…»* — Ой! — Катарина приложила ладони к горящим щекам. — В письме дяди Дипака тоже говорилось о страннике, одетом в плащ из чернильного ореха!

— Мы это заметили, — сухо отозвался Звеллингер. — Но есть одно «но». Здесь говорится, что Томмазо Мазини прожил до пятидесяти восьми лет в Италии и был похоронен в Риме. Следовательно, он не мог быть тем чужестранцем, которого Янами! нашел умирающим в джунглях Индии.

— В Риме мог умереть и не он, — возразил Самуэль. — Разыграть собственную смерть было вполне в стиле Зороастро. Послушайте, что пишет о нем еще один его современник по имен Дон Мигель Да Сильва.

Самуэль прочитал:

— «…В месте, которое раньше служило часовней, мы оборудовали отличную маленькую лабораторию, где мне доверяют только поддувать огонь мехами и лить потоки расплавленного свинца. Мы делаем сферы, которые ярко сияют и в которых поддаются странные человеческие фигуры с рогами на голове, с рабьими ногами, и с носами, как у омаров. В старом камине ^Ы устроили печь, и в ней растворяем и выделяем компоненты, йз которых состоит все вокруг; при помощи них мы добываем Огонь из морских чудищ, и огонь этот ярко горит и не гаснет, д посредине комнаты стоит большой стол, заваленный колбами и склянками всех видов, и глиной, и мастикой, и греческой сажей и красками, и зубами повешенных, и кореньями. И там есть сосуд, наполненный желтым янтарем, и в нем сидит змея о четырех ногах, которую мы принимаем за чудо. Зороастро же верит, что змею принес в когтях гриффон из Ливии и бросил на мосту Мамоло, где он, якобы, лично нашел и приручил ее. Стены нашей лаборатории все увешаны уродливыми масками и рисунками, и среди них есть рисунок, на котором обезьяна что-то рассказывает толпе крыс, а те внимательно ее слушают. И есть в нашей лаборатории еще тысячи вещей, полных загадок…»[19]