Полная история Руси - Михаил Погодин

Добровольное принятие христианской веры совершенно соответствовало полюбовному основанию государства, и церковь не получила сначала семян западной реформации, точно как государство не имело семян западной революции.

Владимир велел везде рубить церкви по местам, где стояли кумиры. В Киеве основана была церковь Св. Василия, — имя его ангела, — на том месте, где стоял Перун со своими товарищами. У нарочитой чади взяты были дети и отданы на книжное ученье. Потом из Киева были посланы епископы по странам, вероятно, большей частью из болгар, разносить везде свет христианской веры.

Христианская вера с самого начала возымела могущественное действие на народ, без сравнения с прочими европейскими государствами, вследствие особого счастливого обстоятельства — проповеди на родственном, близком, понятном языке.

В избранных душах произошел совершенный переворот: от земли взоры обратились к небу. Сам Владимир преобразился и из человека, преданного страстям и похотям, стал кротким и воздержанным. Сыновья его, Борис и Глеб, как прежде Феодор и Иоанн, приняли с радостью мученические венцы.

Ярослав, сын Владимира, продолжал ревностно дело своего отца; «при нем вера христианская начала плодиться и расширяться, говорит Нестор, основаны монастыри, и размножились черноризцы. Ярослав чтил церковные уставы, попов любил повелику и черноризцев, прилежал книгам и читал их днем и ночью, собрал многих писцов, которые прелагали с еврейского на славянский и переписывали многие книги, ими же поучались верные люди, и наслаждались божественным учением. Отец его Владимир взорал землю и умягчил, т. е. просветил крещением, а он насеял книжными словесы, мы же пожинаем, принимая учение книжное».

Строение церквей, основание монастырей, учреждение епархий имело великое просветительное значение. Всякая вновь построенная церковь становилась, говоря по-нашему, училищем, новый монастырь гимназией, а новая епархия учебным округом. «Господи помилуй, подай Господи, буди святая воля Твоя, остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» — эти простые молитвы и правила распространялись в народе и принимались к сердцу, становясь у многих основанием жизни, как свидетельствуют современные памятники.

Великолепные соборы Софийские, в Киеве и Новгороде, Десятинная церковь, построенные греческими мастерами, представили удивленным взорам славян новое поразительное зрелище. Печерская обитель, учрежденная Св. Антонием и Феодосием, стала средоточием русской духовной жизни, истинным ее святилищем; так водворилось и первое наше христианское просвещение: книги Священного Писания, творения первых отцов церкви, жития, переписывались, читались, изучались и отсюда разносились во множестве по всем обширным областям нашего отечества. В монастырях сохранялись и дополнялись летописи, веденные при князьях. Болгария сообщала нам труды своих учителей, преемников Кирилла и Мефодия.

Святые семена находили везде плодоносную, подготовленную почву: в Киеве и Смоленске, Любече и Курске, Торопце и Турове, везде находились люди, даже между простолюдинами, способные принимать новое учение, претворять его в свою плоть и кровь и на основании его подниматься на высоту первых ревностных христианских исповедников.

Солнце проникало своими лучами до самой глубины реки.

Первые печерские подвижники явили свету великие образцы веры и любви, кротости, самоотвержения, терпения, всех христианских добродетелей, вместе с примечательной для того времени нежностью и тонкостью чувствований. Из среды их явились писатели или проповедники, глубоко постигшие таинства христианской веры. Вот наши великие люди, которым Россия обязана просвещением духовным, нравственным образованием!

Рассылаемые отсюда епископы заводили по городам училища. Многие из греческих митрополитов отличались просвещением и ревностью к распространению образования в народе. По окраинам и по глухим местам, впрочем, еще долго держались следы язычества, по которым люди назывались от проповедников двоеверцами.

Между тем, как духовная жизнь таким образом возвышалась и процветала, пшеница Божия множилась на удобренной ниве, в продолжение двухсот лет после принятия христианства, — государственное устройство, утвержденное и возвеличенное единодержавием, в продолжение норманнского периода, постепенно ослабевало, вследствие увеличения числа князей и раздробления княжеств, и, наконец, очутилось на краю гибели.

Ярослав разделил свои владения, — «Русскую землю, налезенную трудами отцов и дедов», — между пятью сыновьями, предоставив еще прежде Новгород старшему, шестому, который умер ранее его — первые удельные княжества в пределах прежних племен. (Новгород, Киев, Чернигов, Переяславль, Владимир Волынский, Смоленск, Полоцк оставался во владении Рогнедина сына Изяслава.)

Ярослав разделил, но так, что разделенная им Русская земля составляла все-таки одно целое, одно общее владение, где главный город должен был принадлежать всегда старшему в роде, брату после брата, мимо сыновей, которым следовало дожидаться своей череды. Так точно и во всяком уделе стольный город должен был принадлежать старшему в роде того Ярославова сына, которому он по его завещанию был предоставлен. Русская земля стала одной большой общиной, в которой все потомки Ярослава имели право каждый на свою часть, как ныне в сельских общинах земля находится в общем владении. Как бы по лестнице князья поднимались поочередно и становились, наконец, кому случалось дожить, на верхнюю ступень, то есть получить стольный город Киев.

Этот обычай, принесенный, вероятно, с Севера, имел решительное влияние на всю нашу древнюю государственную историю и обусловливал все ее явления.

Вследствие этого обычая у князей не было постоянного пребывания, поземельной, наследственной, государственной собственности, а только временное пользование. Они даже и не думали о ней, никакое место не считали своим, а смотрели с него на старшее и лучшее, вплоть до Киева, который по порядку мог достаться каждому из них и составлял предмет его задушевных желаний. Отец, умирая на том или другом столе, отдавал малолетних детей на руки своего преемника иногда без ничего или отсылал в другое княжество на воспитание к брату, дяде или другому какому родственнику. Могли оставаться у них волости по особым обстоятельствам, как оброчные статьи, на правах частного владения.

Сами княжества не имели определенных границ, которые изменялись смотря по личным правам и обстоятельствам того или другого владевшего князя, иногда соединялись, иногда разделялись.

Но, говорят, где право, там и обида. Первоначальный обычай имел исключения: князь лишался права на тот город, которым не приходилось прежде владеть его отцу; он также мог потерять свое право за вину. Встречались недоразумения. Разные посторонние обстоятельства могли нарушить обычай: народное избрание, воля умирающего князя, имевшего почему-нибудь особенную силу, малолетство законного наследника. У иных князей недоставало терпения ожидать очереди, и они спешили воспользоваться благоприятными обстоятельствами, в которых случайно находились. Притом ломоть в чужой руке всегда кажется длиннее, чем в своей; стремление усиливаться, распространять свои владения за чужой счет, обнаружилось еще в первом периоде, когда бывало только по два, по три князя; теперь же, когда число их с каждым годом становилось больше и больше, споры возникали гораздо легче, за которыми следовали распри и междоусобие: князья начали волоститься, воевать между собой за владения, ценимые по мере доходов, и входить в союзы с этой целью, под тем или другим предлогом, по тому или другому праву. Ни княжеские съезды, которые придумал Владимир Мономах, представитель удельного периода с хорошей его стороны, ни убеждения духовенства, всегда ревностного к прекращению междоусобий, не могли воспрепятствовать развитию этого зла. Во всех княжествах происходили одни и те же явления: войны, впрочем, не слишком кровопролитные. Иногда они уменьшались, благодаря способностям того или другого великого князя; иногда увеличивались вследствие побочных обстоятельств. Война вообще была главным занятием князей.