Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

особенно этих, последних, про женщину во главе – и вытянула карту.

Молодой человек с длинными кудрявыми волосами сидел перед девушкой в красном платье. Судя по вороту и чепцу, она была знатного происхождения, но поза была не слишком благородной: девушка беззаботно устроилась на подоконнике, скрестив ноги. Лицо при этом не казалось расслабленным. Молодой человек же сидел на скамье или сундуке заметно ниже, отчего смотрел на собеседницу снизу вверх.

Глава десятая,

в которой Элейн принимает важное решение

Молодой человек с длинными кудрявыми волосами сидел перед девушкой в красном платье. Судя по вороту и чепцу, она была знатного происхождения, но поза была не слишком благородной: девушка беззаботно устроилась на подоконнике, скрестив ноги. Лицо при этом не казалось расслабленным. Молодой человек же сидел на скамье или сундуке заметно ниже, отчего смотрел на собеседницу снизу вверх.

Элейн смотрела на изображение с четверть часа. Ее позвали обедать, но все дела сейчас казались второстепенными. Впервые она не могла понять ответ!

Иллюстрация не вызвала никаких эмоций. Ей виделась здесь, разумеется, сцена предложения. Но пойти дальше, понять, что ощущала изображенная девушка и, главное, как ей следовало поступить, будь она главой рода, не получалось.

Крутя карту и так и эдак, вглядываясь в лица, Элейн в глубине души понимала, что это бесполезно и любые ответы будут надуманными. Наконец она досадливо припечатала карту к столу, накрыв ее ладонью, и тяжело вздохнула. Не зря счастье, которое она испытала после признания Оддина, показалось ей таким ненадежным, хрупким, мимолетным. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме желания спрятаться. А еще было бы прекрасно, если бы Конрад пришел и сказал, что передумал, и свадьба с Торэмом – отличная идея. Вариант, когда Оддин возвращается и говорит, что передумал он, таким замечательным не казался…

«А еще ты можешь отказаться от роли главы клана», – прошептал голосок в голове. Кое-кто точно был бы рад. Но от этой мысли она отмахнулась. Не этому учили ее родители. Не слабости. Не простому выбору. Не капитуляции.

Элейн вновь созвала совет. Главы семей, относящихся к их роду, собрались в доме Конрада через неделю. Каждый был одет в парадный костюм, так как событие считалось важным. Теперь они сидели за овальным столом в столовой и ждали, пока глава клана сообщит цель собрания.

Мужчины негромко переговаривались друг с другом, их лица освещали десятки свечей. Пока что стол был пуст, но ужин и напитки были готовы, чтобы отметить очередную встречу семьи.

Элейн прочистила горло, и все взглянули на нее. Она до сих пор не успела привыкнуть к такому вниманию, поэтому, к своему неудовольствию, ощутила вспыхнувший румянец на щеках.

Но это было не так уж важно. К этому вечеру Элейн готовилась все семь дней. Будучи прачкой, она редко пользовалась письмом, но, поселившись в доме Конрада, легко вспомнила навык, поэтому записала свою речь, постаравшись теперь быть гибкой, хитрой, убедительной.

– Отсутствие любви – вот корень бед человеческих. Искренне любя, ты не причинишь боль, не убьешь, не украдешь, не останешься равнодушным к чужой беде.

Элейн сделала паузу.

– Семья – это то, что учит нас делиться любовью. Сначала муж и жена любят друг друга. Затем они начинают любить своих детей. Затем дети – братья и сестры – начинают проявлять любовь друг к другу, к родителям и ко всему, что их окружает.

Она видела, что многие смотрели на нее скучающе. «Девочка решила поучить жизни? Ну-ну».

– И беда, если что-то пошло не так. Я расскажу вам историю о двух братьях…

История Торэмов вышла в ее исполнении немного трагичной, немного пронзительной. По крайней мере, если вначале при упоминании фамилии все недовольно загудели, то к середине стали слушать с интересом.

– Клан – это семья. То есть место, где начинается любовь. И я хочу, чтобы основой клана Мун было именно это чувство. Не ненависть, не желание отомстить, не презрение.

Многие согласно кивнули. Это было хорошим знаком.

– Я говорила вам о том, какую помощь получила в Нортастере от семьи Торэмов.

Снова ворчание, но уже не столь возмущенное. Она повторила то, что уже рассказывала: как Оддин помогал ей с самого начала, как госпожа Торэм приняла ее, зная, кем была Элейн.

– И я считаю важным шагом для нашего клана примирение с Торэмами и карнаби в их лице.

Она окинула взглядом всех собравшихся. Кто-то кивал, соглашаясь. В чьих-то глазах Элейн видела мятежный огонь. Третьи глядели мрачно, и было трудно понять, о чем они думали.

Но у Элейн был припасен еще один аргумент. Возможно, самый веский.

– Сегодня я пригласила сюда Оддина Торэма.

Раздался ропот; кто-то возмущенно, кто-то удивленно начал переговариваться с соседями. Конрад сидел молча, сложив руки и поджав губы. Разумеется, он знал, Элейн сообщила ему об этом. Но всем своим видом показывал, как недоволен таким гостем.

Элейн подала знак мажордому, и тот ушел, чтобы пригласить Оддина. Он вошел в столовую через пару минут и приблизился к столу, держась независимо, но не враждебно, поздоровался со всеми и сказал:

– Господа, я знаю, история между нашими семьями кровава и полна леденящих душу событий. Мой отец погиб от руки Драммонда Муна, а мой брат устроил резню в вашей деревне.

Элейн внимательно посмотрела на собравшихся. Слова Оддина, возможно, вызвали в них неприятные воспоминания, но то, что он честно и открыто, с явным сожалением признавал случившееся, не увиливал и не искал более мягких выражений, было воспринято с уважением.

– Но… не устану повторять: зло только порождает зло. Стоит ли преумножать его своей ненавистью и нетерпимостью? Любовь, – на этих словах он едва ощутимо коснулся плеча Элейн, – вот что помогает строить. Любовь, которая становится только ярче в самые темные времена. Любовь, ценность которой особенно отчетливо ощущается, когда вокруг царит ненависть, жестокость, зло.

Он сделал паузу, во время которой внимательно оглядел всех присутствующих.

– Я приношу извинения вашей семье от моей за все, что было. Понимаю, это не искупит горя, которое вам пришлось пережить, и все же. Я никогда не желал зла ни Мунам, ни кападонцам. Если вы готовы принять это, думаю, мы все сможем стать счастливее.

Линия рта Конрада стала не такой жесткой. Встретившись взглядом с Элейн, он покачал головой и вздохнул, явно сдаваясь. Элейн сочла это маленькой победой. Судя по лицам остальных, они не могли, даже если хотели бы, воинственно проклинать карнаби, когда один из них только что произнес столь проникновенную речь.

Потребуется еще несколько семейных