Аркадий Аверченко - Виктория Миленко

Оба сына Надежды Тимофеевны стали учеными.

Глеб Гаврилов имел научную степень доктора физико-математических наук, был профессором Московского энергетического института. Сын Глеба Гаврилова Дмитрий живет в Москве.

Игорь Константинович — кандидат технических наук, автор 50 работ по закрытой тематике. После выхода на пенсию — в 86 лет! — он занимается проблемами геронтологии. Свои статьи в медицинских журналах печатает под литературным псевдонимом Гаврилов-Аверченко.

У Игоря Константиновича Гаврилова двое детей: сын Алексей ныне проживает в поселке Ровдино в Архангельской области. Дочь Наталия, профессор Московского государственного педагогического университета, имеет двух дочерей — Екатерину и Веру.

После того как в 1940 году Севастополь покинула семья Надежды Тимофеевны, в городе не осталось никого из Аверченко. Другие люди въехали в их дом, а военные события 1941–1942 годов стерли его с лица земли[132]. Улицы Ремесленной, на которой жил и сам писатель в детстве, и его родственники, больше нет. В Одесский овраг, где она находилась, в 1950-е годы свозили весь мусор от расчистки разрушенного Севастополя. В 1956 году овраг полностью засыпали, и теперь родная улица Аверченко… под землей. На ее месте — детский парк и центральный рынок.

Итак, закончился жизненный путь Аркадия Тимофеевича Аверченко: севастопольского «карантинского босяка», петербургского «короля смеха», чехословацкого «русского Гашека». Но не оборвался путь творческий! У литературного наследия писателя сложится собственная судьба, полная взлетов и падений, но в итоге — счастливая.

Память о «короле смеха» Аркадии Аверченко еще долго жила в среде русских эмигрантов. Его книги продолжали выходить в Германии, Франции, Польше.

Двенадцатого марта 1930 года, в пятую годовщину со дня смерти писателя, епископ Сергий Пражский отслужил панихиду на его могиле. Пришедших огорчило то, что до сих пор нет надгробия, однако Константин Бельговский («Косточка», любимый друг Аверченко) сообщил, что закончен сбор средств на памятник и его установка планируется к концу года. И действительно, 26 декабря стараниями чешско-русского общества «Мир» на могиле Аркадия Аверченко была установлена стела из белого мрамора с надписями на русском и чешском языках. На ее открытии было людно. Председатель общества «Мир» произнес речь, в которой, в числе прочего, сказал: «Чешские и русские члены общества решили увековечить память русского писателя до тех пор, пока Россия сама не почтит память деятелей, служивших ее культуре и прославлению ее имени во всем мире» (Б. Конст. [Бельговский К. П.] Открытие памятника на могиле А. Т. Аверченко // Сегодня. 1930. 30 декабря).

Впоследствии поклонники Аверченко присылали деньги на поддержание его могилы. Средства поступали на имя Николая Ивановича Астрова, сменившего В. Ф. Булгакова на посту председателя Союза русских писателей и журналистов. Так, в РГАЛИ хранится чек на 80 крон, пожертвованных в 1931 году некоей Жозефиной Л. из Ревеля. Женщины не забывали своего кумира!

В 1930 году вечера памяти Аркадия Тимофеевича Аверченко прошли в Праге, Париже, Берлине, где сатириконец Сергей Горный произнес прочувствованную, образную и немного сумбурную речь, которую напечатала берлинская газета «Руль». Волнение Горного объяснимо. Напомним, что он, единственный из коллег, кто знал Аверченко с юных лет, познакомившись с ним еще в 1890-х на Брянском руднике.

«Аверченко ходил меж нас — солнечный увалень, с душой, словно вечно щурящейся от смеха… — говорил Сергей Горный. — До самых последних — так нежданно, так жестоко наступивших последних дней, он был одинаково мягок и ровен со всеми. Что в нем было самым необыкновенным?.. Свежесть. В этом разгадка этого удивительного, хрустящего на зубах, как арбуз с хохлацкой бахчи, таланта. Он подходил ко всему попросту, не надуманно, и этой свежестью покорял. Умение посмотреть со стороны, по-смешному и по-новому увидеть — ведь в этом и есть основа юмора.

Таким Аверченко был всегда. Книжки его: крепкие, крутые, на солнце рожденные, — не преходящее „веселое“, не только „смешное“, но уже историческое отделение нашей библиотеки. Нет, они должны дождаться руки бережной, руки любящей, которая их опять переплетет, соберет, соединит и издаст „Полным собранием сочинений“» (Горный С. Памяти А. Т. Аверченко // Руль. 1930. 28 апреля).

Не менее, чем о появлении собрания сочинений Аркадия Аверченко, русские эмигранты мечтали о возрождении «Сатирикона». Эта идея «витала в воздухе»: большинство бывших сотрудников журнала оказались в Европе. Наконец, в 1931 году на отчаянное предприятие решился Михаил Корнфельд[133], живший в Париже. Он возобновил выпуск журнала, поручив его редактирование Дон Аминадо и пригласив талантливых авторов: В. Азова, И. Бунина, В. Горянского, С. Горного, Б. Зайцева, А. Куприна, Сашу Чёрного, художников К. Коровина и А. Бенуа, М. Добужинского, И. Билибина. Дело было поставлено с размахом: подписка на журнал и его продажа осуществлялись в Австрии, Англии, Германии, Голландии, Дании, Греции, странах Прибалтики, Турции… Однако без Аверченко ничего не получилось. Парижский «Сатирикон» не имел успеха. Читателям он запомнился главным образом перепечаткой первых четырнадцати глав «Золотого теленка» Ильфа и Петрова (с подзаголовком «Роман из советской жизни»). Всего вышло 28 номеров; на том дело и кончилось.

Десять лет спустя после кончины Аркадия Аверченко, в 1935-м, его вновь вспоминали поклонники и друзья. В эмигрантских газетах появился ряд публикаций. В одной из них Н. Н. Брешко-Брешковский утверждал: «Читатель не забыл Аверченко. Растет новый читатель среди молодого поколения. В отчетах двухсот пятидесяти библиотек эмигрантского зарубежья Аверченко стоит на одном из первых мест» (Брешко-Брешковский Н. Н. А. Т. Аверченко. К десятилетию со дня смерти русского юмориста // Иллюстрированная Россия. 1935. № 13).

Парижский журнал «Иллюстрированная Россия», напечатавший статью Брешко-Брешковского, в том же году выпустил две книги Аркадия Аверченко: «Чудеса в решете», «Подходцев и двое других».