Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Русская армия продолжала свое отступление. В августе 1915 г. М. В. Алексеев поручил генералу А. В. фон Шварцу начать строительство трех укрепленных линий – по Березине, Друти и Днестру, на расстоянии 150–200 км друг от друга. В начале сентября начались работы по укреплению Борисова, Свислочи, Бобруйска, Орши, Могилева201. «Новости действительно плохие, – отметила 22 августа в своем дневнике Ф. Фармборо, – Осовец, Ковно, Новогеоргиевск захвачены германцами; Белосток только что пал, Вильна, как говорят, эвакуируется. Если сегодня приносит нам эти ужасные вести, то что принесет завтра?.. Когда будут положены пределы нашему движению? Когда будет остановлено отступление? Мы могли прочесть эти вопросы в глазах друг друга, но никто не мог ответить на них, так ответа не было»202.

Насколько серьезно воспринимали опасность вторжения и насколько велика была растерянность не только раненых и врачей, говорит факт, что осенью того же года с помощью флота было даже проведено укрепление и минирование позиций как по Западной Двине, так и по Чудскому озеру – последнее на тот случай, если отступление дойдет до границы Эстляндской губернии203. Н. И. Иванов в это время всерьез стал рассматривать возможность эвакуации Киева и отхода Юго-Западного фронта за Днепр. Для того чтобы обеспечить переправу большой массы войск, в городе было построено несколько дополнительных мостов через реку204. Даже после того как австро-германское наступление было остановлено, работы по строительству укреплений в русском тылу продолжались, в том числе и в декабре 1915 г., январе и феврале 1916 г., в период жестоких морозов, когда для производства работ пришлось отогревать землю кострами205.

При отступлении войска Западного и Юго-Западного фронтов были фактически разделены болотами Припяти. Перед войной считалось аксиомой, что этот район совершенно непригоден для ведения операций значительными силами. «У нас думали, – вспоминал А. А. Брусилов, – что в лучшем случае там можно вести войну партизанскими отрядами, сплошного же боевого фронта ни в каком случае в этом районе быть не может»206. Однако первоначально подготовка к этому роду действий не проводилась, хотя леса и болота Полесья, на которое приходился разрыв Западного и Юго-Западного фронтов, действительно благоприятствовали им. Уже в августе 1915 г. в Ставку поступило предложение создать до 100 партизанских отрядов в составе трех летучих сотен каждый. Высшему командованию в это время было не до подобного рода проектов, но оно разрешило формировать отряды на фронтах. К осени 1915 г. на Юго-Западном фронте было одиннадцать, на Северном – шесть, на Западном – два отряда численностью от 125 до 55 человек в каждом207. Они, как правило, состояли из казаков-добровольцев.

Немцы и австрийцы весьма чувствительно реагировали на действия казаков и «черкесов», которыми, они, очевидно, называли кубанцев и терцев. Используя отсутствие сплошной линии фронта, они проникали в тыл противника, организовывая диверсии, нападая на патрули, собирая данные для разведки. Противник называл их «болотными волками», очевидно, путая со знаменитой «Волчьей сотней» А. Г Шкуро. Именно ей и принадлежит самый заметный успех партизан на германском фронте в эту войну. В ночь на 15 (28) ноября 1915 г. Кубанский конный отряд под командованием

А. Г Шкуро разгромил штаб 82-й баварской дивизии в деревне Невель, была уничтожена штабная рота, убит командир дивизии генерал Фобериус208.

Первоначально партизанские действия получили поддержку со стороны местных крестьян, служивших проводниками209. Во многом именно благодаря помощи полещуков, живших в болотистых окрестностях Пинска, стал возможен успех набега кубанцев210. Болото, которое разделяло русские и немецкие позиции, было отмечено на всех картах как непроходимое, и пунктуальные немцы не стали ставить на его западной окраине патрули. Местный проводник провел партизан, и они оказались в 5 км от фронта совершенно незамеченными. При отходе была разгромлена и батарея тяжелой артиллерии противника. Отряд ушел на свою сторону без существенных потерь211. Впрочем, крупных достижений у русских партизан в эту войну больше не было.

После первых прорывов в свой тыл германо-австрийское командование решило уделить внимание проблеме местного населения: для того чтобы поставить его под контроль, было принято решение обратиться к помощи поляков. «С белорусами считаться не приходилось, – вспоминал Э. Людендорф, – так как поляки национально их обезличили, ничего не дав взамен… Польское духовенство было носителем польской национальной пропаганды… С литовцами оно находилось еще в борьбе, но белорусов уже положило на обе лопатки. Как русские это допустили, мне непонятно. С позволения русских белорусы внимали слову Божию не на родном, а на польском языке! Как русины в Восточной Галиции, так и здесь их братья подавлялись с помощью духовенства»212. На борьбу с армейскими партизанскими отрядами и поддерживавшим их местным населением были брошены польские легионы. Контрпартизанская война, кстати, позволяла под удобным предлогом рассредоточить эти части, что соответствовало польской политике Вены и Берлина. В Белоруссии поляки-добровольцы действовали довольно активно, так как считали ее частью собственной страны. 13 сентября 1915 г. их действия были отмечены благодарностью в приказе эрцгерцога Иосифа-Фердинанда213.

Поскольку фактически войска Северо-Западного фронта вели бои на двух основных направлениях – в Остзейском крае, от Риги и до Двинска, и от Вильны до Полесья, то еще 16 августа Верховный главнокомандующий предложил разделить фронт к северу от Полесья, где действовало восемь русских армий, на два участка. Руководить ими одному лицу было сложно, поэтому три армии от Риги до Двинска и 6-ю армию, прикрывавшую Петроград, предлагалось выделить в Северный фронт. 29 августа это разделение фактически произошло, генерал Н. В. Рузский, получивший новый фронт, вступил в его командование с опозданием, лишь в полночь с 30 на 31 августа214. Западный фронт остался под командованием М. В. Алексеева, но возглавлял он его недолго: уже через два дня сдав фронт генералу А. Е. Эверту, он отправился в Ставку215.

Прибывший 19 августа (1 сентября) 1915 г. в штаб Северного фронта, располагавшийся в Пскове, Н. В. Рузский сразу же понял, что фронт недостаточно силен для выполнения задачи обороны рижского направления и прикрытия фланга соседа. Исходя из того, что необходимо дальнейшее отступление фронта к Западной Двине, Н. В. Рузский, фактически уже начавший его, ставил войска Западного фронта в критическое положение, так как отступление шло в расходящихся направлениях216.

9 (22) июня русские войска оставили Львов. Ставка сухо сообщила о потере последнего крупного трофея кампании 1914 г.1 На фоне неудач главковерх сумел довести до конца начатую кампанию против своего старого противника. Июньский погром в Москве чрезвычайно взволновал Николая Николаевича (младшего), и главнокомандующий просил Николая II вслед за Н. А. Маклаковым уволить также и В. А. Сухомлинова, министра юстиции И. Г Щегловитова, обер-прокурора Святейшего синода В. К. Саблера2. История с В. А. Сухомлиновым, таким образом, не была исключением. Планы Ставки были весьма решительными – там искали опоры в общественности3, причем иногда этот поиск слабо камуфлировался соображениями тактического характера.