100 дней в кровавом аду. Будапешт - "дунайский Сталинград"? - Андрей Васильченко

Единственным, кто после неудавшейся попытки прорыва вернулся в госпиталь, был дивизионный врач Хюбнер. Он намеревался помочь сотням людей, которые лежали без еды и медикаментов в подвалах королевского дворца. Позже он вспоминал: «В замке царило безумие. За недели осады многие познакомились с этим явлением очень близко. Действиями людей руководили лишения, бедствия и желание выжить. Вряд ли можно было возлагать ответственность на отдельных людей. Но между тем раненые заметили, что их бросили. Среди них началась паника. Во всех углах огромного подземного госпиталя то и дело раздавались щелчки пистолетных выстрелов. Многим была недопустима сама мысль о попадании в советский плен. Мне удалось разыскать несколько благоразумных легко раненных офицеров, казначея штаба и группу из восьми унтер-офицеров. Они должны были успокоить людей. При помощи громкоговорителя я сообщил раненым, что мы будем оставаться с ними до последней минуты и будем заботиться о них. Но венгры занимались тем, что отбирали у раненых оружие и распускали самые ужасные слухи. В мое распоряжение себя предоставили только два врача. До окружения Будапешта я поддерживал с ними дружеские отношения.

Как уже упоминалось, солдаты не должны были голодать в подвалах и окопах. В итоге они без зазрения совести брали штурмом кладовые и склады. Возмущение тем, что их обманули, вылилось в бессмысленную жажду разрушения. Молодой унтер-офицер открыл бункер сбежавшего генерала Пфеффера-Вильденбруха и оделся в оставленную им парадную униформу. Прежде чем мы его смогли удержать, он, возомнив себя генералом, выстрелил себе в грудь…

Утром, в районе 8 часов я принялся за дело. Надо было ампутировать руку одному тяжелораненому обер-лейтенанту, который после атаки вернулся в замок. Работать приходилось в нижних катакомбах, по соседству с тяжелоранеными. Некоторое время спустя дозорные сообщили мне, что в зоне видимости появились первые русские. Но никаких эксцессов не произошло. Разве что у входа в нашу операционную теперь постоянно стоял русский с автоматом наперевес. Мне потребовалось собрать все силы в кулак, чтобы не показать своего волнения. Я продолжал оперировать. После операции я изрядно отхлебнул из бутылки. Иван сделал то же самое. И лишь после этого мы пошли наверх для процедуры сдачи в плен. По сути, это была формальность, никто ничего не передавал, никто ничего не принимал. Во всех свободных помещениях замка можно было заметить множество русских. Водка текла рекой.

Внезапно в темноте возник главный медицинский пункт. Когда мы стали искать наш аппарат громкой связи, то заметили, что русский джип увозил его куда-то вдаль. Якобы это мешало русским… затем прекратилось водоснабжение. Вышли из строя уборные. Канализационные потоки стали течь между соломенными тюфяками, на которых лежали раненые. Не было свечей. Но тут на выручку пришли русские, они показали, как из смальца и пары лоскутов можно было сотворить светильник. Они тлели повсюду. Стоял страшный смрад. Раненые справляли нужды либо под себя, либо прямо на пол. О снабжении раненых можно было даже не думать. Количество умерших было таким огромным, что мне становилось страшно. Трупы выносили в нижние подвалы, а затем стали складировать в помещении бывшей кухни. Повсюду были разбросаны медикаменты, консервы, белье, картины, осколки ценного фарфора».

Многие немецкие офицеры и солдаты предпочитали не прорываться из кольца окружения, а сдаться в плен

Советское командование сразу же стало планировать эвакуацию этих госпиталей. Для этого было выделено несколько врачей. Затем среди пленных были найдены люди, имевшие медицинское образование. Они должны были помочь немецким и венгерским раненым.

Прапорщик Аладр Конкой-Теге (до войны врач) вспоминал о своей встрече с Хюбнером и знакомстве с подземным госпиталем: «С южной стороны в подвал вел темный вход. Там был немецкий военный госпиталь, который находился непосредственно под дворцом. По нему ходил худой измученный немецкий врач, которого сопровождали два санитара. Но подобных сил хватало только на то, чтобы выносить трупы. Нас разделили на три группы, каждую на один этаж. Мы должны были подсчитать людей и определить, какие требовались медикаменты. Я был направлен на второй полуподвальный этаж. Дело шло медленно. Помещение освещалось лишь несколькими свечами и светильниками. Воздух был до удушья спертым. В нем в одно зловоние смешался запах гноя, крови, пота, мочи, сигаретного духа и грязи. Смрад был ужасный. Он перебивал любые запахи, распространялся даже по коридорам. Свет карманных фонариков вырывал из темноты ужасные картины. По обеим сторонам тоннеля длинными рядами на деревянных помостах лежали раненые. Многим приходилось довольствоваться голым бетоном. Многие были в униформе. У кого виднелась кобура. У кого сумка с ручными гранатами. Почти у всех кровавые загноившиеся раны. У кого-то были открытые переломы. У нас не было даже времени, чтобы положить раненых на кушетки. Их раны нельзя было тревожить. Откуда-то доносились взрывы. Наверное, это рвались гранаты. Раненые едва могли передвигаться. Они лежали в собственных выделениях, ослабленные и беспомощные. Больше не было процедур, перевязки и самого лечения. Для них едва находилось продовольствие. Как сказал врач, отсюда выносили только вперед ногами. Повсюду слышались стоны, причитания, молитвы, обрывки немецких ругательств. Чтобы описать этот ад, явно не подходили стихотворные формы Данте. Неподвижно лежало лишь 2–3 человека. У них были безучастные лица мертвецов. Этажи госпиталя весьма напоминали круги ада, описанного итальянским поэтом. На нижнем этаже размещались парализованные, слепые и те, кто выжил после того, как пустил себе пулю в лоб… Тот, кто оказался здесь, получал немного обезболивающего».

Пожар в королевском дворце

В военном госпитале неоднократно вспыхивали пожары, которые не удавалось оперативно потушить. Судя по всему, их вызвали курящие раненые. В итоге несколько человек сгорело заживо. Это было в тоннелях замка и в подвале здания военно-исторического института.

Хюбнер вспоминал: «18 февраля на верхних этажах вновь вспыхнул пожар. Огонь стал распространяться из боковой пристройки на наш военный госпиталь. Там же находился склад боеприпасов. Один раз мне предстояло пережить ужасную сцену. Мы удаляли осколок из живота молодого венгра, когда дверь в операционную распахнулась. В ней показалось два парня, которые беспорядочно стреляли друг по другу. Один стрелок присел на корточки у операционного стола и продолжал вести огонь по своему противнику. Второй в ответ также стрелял. Пули свистели прямо над разрезанным животом венгра, который находился под действием наркоза. Пальба прекратилась только тогда, когда один из стрелков получил пулю в голову. Мы поднялись — у нас дрожали руки. Тем временем более удачливый стрелок, не произнеся ни слова, вышел из операционной, оставив там лежать труп неизвестного… Нам надо было выпить, но для этого не было времени, так как этаж был объят пламенем.