Опаленный звездами - Константин Кривцун

Один за другим тянулись одинаковые дни, постепенно складываясь в недели. Нас окружала серая мгла. Безмолвие, безразличие и покой.

Правда, порой чудилось, что этот покой и безмолвие – всего лишь фальшивка, нужная только для того, чтобы расслабить нас. Так далеко от Солнечной системы еще никто не рисковал забираться. Мы уже побили предыдущий рекорд расстояния и скоро окажемся настолько далеко за краем Экспансии, что я не удивлюсь, если какие-то физические законы тут окажутся немного иными. Черт возьми, сюда ведь еще никто из людей не долетал! Навстречу нам движется неведомая волна, гасящая звезды волна. А если Кваарла больше нет? Мы выскочим в обычный космос и вместо системы овров наткнемся на пустоту? Или на то, что пожирает светила?

Несколько раз в течение этой недели я посещал обсервационную комнату и выводил на матрицу изображение с камер внешнего обзора. Подпространство, как всегда, казалось мне слишком чужим и пугающим. Только вскоре я заметил странную вещь. Если долго вглядываться в бесцветные глубины этой изнанки обычного космоса, то начинало казаться, что серая муть клубится и пульсирует, словно живая, а на самой границе видимости можно было различить темные сгустки, сопровождавшие космолет.

Жутковатое общество призраков подпространства вызывало неприятное чувство под ложечкой.

Я читал о том, что участники Первой Межзвездной Экспедиции попросту сошли с ума, побывав в подпространстве. Тогда энергин еще не использовался для полетов. Прыжок осуществлялся по старым теоретическим выкладкам с помощью тахионного генератора и силовых полей. Поэтому космолет двигался в подпространстве слишком медленно, эти далекие тени легко нагнали его и прошли сквозь корпус. Когда экипаж вышел на связь с Землей, находясь уже в системе Проксимы Центавра, из динамиков раздалось только неразборчивое бормотание, истеричное хихиканье и чавканье.

Теория про призраков подпространства была лишь одной из нескольких. Никто не знал, что на самом деле случилось с экспедицией. Но я вполне склонен был верить самым нелепым теориям. К тому же, если представить, что энергин – топливо для подпространственного двигателя – производится живыми существами, то вполне можно было прийти и к мысли о существовании жизни в самом подпространстве.

Именно поэтому я старался большую часть времени проводить в своей каюте, а не в обсерватории. Не видишь ужаса – легче переносишь тот факт, что он может существовать.

Крохотная комната быстро стала мне почти родной. Я развесил по стенам трехмерные фотографии животных, распечатанные на принтере, смастерил для них деревянные рамки. Теперь в каюте меня встречали персидский кот и золотистый ретривер, пудель, пингвин и пушистый тюлененок. Порою я любил рассматривать их, лежа на койке, представлял живыми, настоящими. Забавно, я и зверей-то почти не видел, не считая водомеров, лесных собак да дельфинов. Были еще, конечно, твари Колодца, но про этих существ думать не хотелось. Наверное, я становился сентиментальным, раз решил украсить каюту таким образом. Но ничего плохого в новой черте характера не было, и я не переживал по этому поводу.

Большую часть времени я тратил на редактирование и дополнение своих разрозненных записей. История моей жизни постепенно обретала все больше красок, в водовороте печатных символов растворялись сомнения и угрызения совести. Я все больше и больше радовался тому, что начал перерабатывать дневник. С течением времени, глядя назад, можно было совершенно иначе оценивать многие вещи.

Сейчас я ясно видел, насколько эгоистично вел себя с самого детства. Как бы ни поворачивались обстоятельства, что бы я ни делал – все так или иначе оказывалось мне на пользу. Я не удосужился настоять на лечении матери, разорвал все отношения с Наташей, когда после прощания с Пашкой она так нуждалась во мне. На острове Забвения я оставил в руках Грега деревню, которой вполне мог бы управлять самостоятельно. Плюнул на Дитриха, позволив ему уплыть и погибнуть. Перестал видеться с Полиной и дал ей так просто умереть. Погубил космолет «Спектр», убил всех овров, бросил Ирку, зная, что она склонна к суициду. Это еще не считая тех жертв, что повлек за собой наш со Смирновым побег и бойня на Титане, когда мной принялись управлять люди из Секретного ведомства.

И вот результат – теперь я один. Надломленный и уставший, но герой. На моем счету скоро появится почти пять миллионов, меня подлечили, бесплатно повозили по Экспансии. Выходит, что, прикрываясь благими целями, высокими словами и идеалами, я банально гнул свою линию. Шел вперед, к богатству и славе, оскальзываясь на чужой крови. Изначально созданный, чтобы быть важной фигурой, я всеми силами старался соответствовать этому образу.

Напрасно? Или все-таки нет?

В конце концов, даже если подсознание постоянно заставляет меня вырываться наверх и демонстрировать свое превосходство, даже если мной в самом деле руководит лишь эгоизм и жажда наживы, то так ли это плохо для окружающих? Не так уж и важно, какие у меня цели, если от этого станет лучше всем. Да, я не всегда был прав в своих действиях, но я помогал. Так или иначе, но я помогал!

Смирнов превратился из холодного кибера в почти живого человека. Люди вышли из-под назойливой опеки овров. Ирка, пусть ненадолго, но почувствовала себя счастливой. Теперь я готовлюсь в очередной раз спасти всех от гнева Изначальных. Я должен дать свободу Марсу, о чем мне не устает напоминать Мясоедов.

– Ладно, на сегодня хватит! – Я выключил матрицу и отодвинул от себя клавиатуру терминала.

Интересно, электронный мозг «Антареса» читает мои записи или нет? Если все-таки читает, то как его искусственное сознание воспринимает эти мемуары? Согласен ли космолет с моими мыслями и оценками?

Нужно будет как-нибудь спросить его об этом.

Я вышел в коридор и направился в столовую.

В оформлении интерьеров корабля легко угадывался минимализм. Если я не ошибаюсь, именно этим термином называют такой декор, которого попросту нет. Голые стены, металлические пороги, трубы…

Вообще, жилая часть «Антареса» была еще меньше, чем в «Спектре». Но если в почтовом корабле основное место занимали трюмы и двигательная установка, то здесь – баки с энергином. Да и не могут инженеры-роботы до конца понять, зачем человеку лишнее свободное пространство. Весь этот жилой блок с системой жизнеобеспечения делался на всякий случай. В «Антаресе» должны были перевозиться ценные грузы и информация, а для этой цели вполне хватало грузовых отсеков и электронного мозга. Так что мы тут считались экзотикой.

Столовая была не намного уютнее – жесткие стулья, прямоугольный стол, грубые приборы и посуда. Сейчас на одном из стульев сидел довольно мрачный Смирнов.

– Привет! – махнул я ему рукой. – Ты чего хмурый, прямо как туча?

– Здравствуй, Сергей. – Юра едва заметно кивнул. – Настроение у меня плохое, вот и все. Не могу без активных действий. Быстро устаю ждать.

– Я думал, что роботам как раз по душе просто так сидеть и ждать.

– Роботы еще и в столовые не ходят, потому что пищу не принимают! – вздохнул Смирнов.