Банши. Город грехов - Айла Скай

там говорят? Яблоко от яблони? Так вот, я – твоя лучшая версия, – Амир жутковато улыбнулся. – Подумай хорошенько, захочешь ли ты иметь дело со своим собственным творением?

– Это моя защита, – вновь повторил Сеитов-старший. – От нее. И от всех окружающих. Знаешь, для чего мы создали их?

– Для чего же?

– Уж явно не для свободы девчонки. Бесспорно, выполнив все, она бы ее получила – тут все честно. Но вот в чем вопрос, позволили бы мы ей это? Сомневаюсь. С палачом нельзя дружить, палача лишь можно укротить. Тогда будешь в безопасности. И козырь в рукаве против остальных иметь не так уж и зазорно, не так ли? Сложно точить на кого-то зуб, зная, что у него есть ручной пес, который может перегрызть глотку в случае промаха. А они есть у всех. Стоит лишь присмотреться и в нужный момент ударить.

– От меня тоже защищался?

– А как же. Ты – второй после девчонки. Как ты уже отметил, ты – лучшая версия меня. Я с гордостью это говорю. Но, – он пожал плечами, – доверять нужно только себе.

– По-хорошему не хочешь? – Амир тяжело вздохнул.

– Не отдам. И ты ничего не сможешь сделать.

– Что ж. Если думаешь, что поведу себя как последний ублюдок, то ты глубоко ошибаешься, – Амир достал телефон и немного покопался в нем. – Залезь на почту, – Карим посмотрел на ноутбук, стоящий перед ним, и внимательно заскользил взглядом по экрану. – Итак, вижу, бумаги ты получил. Ты наследил изрядно, и мне нет надобности переступать черту и делать что-то нелицеприятное. Не отдашь их – лишу тебя всего.

– Не сможешь, – лицо Карима скривилось от прочитанного.

– Смогу. Уже это делаю. Можешь гордиться мною еще больше. Я могу раздавить, даже не марая при этом руки.

Карим некоторое время читал присланное, после чего прикрыл глаза и замер на мгновение. Тяжело вздохнул и захлопал в ладоши.

– Браво, Амир, браво, – резко поднялся на ноги и пересек комнату в направлении к книжной полке. Через минуту перед Амиром лежала ровная стопка карт. – Я ненавижу ее. И то, что она с тобой делает.

– Брось, пап, – Амир пересчитал их и присвистнул. – Десять? Весомо.

– Я бережливый, – съязвил Карим, возвращаясь на место. – Почему именно она?

– Не знаю. Я просто люблю ее, – Амир положил карты во внутренний карман пиджака. – С тобой приятно иметь дело, пап.

– Иди уже. Порой прибить тебя хочу, но в последний момент вспоминаю, что сам же тебя и произвел. Из всех баб на свете надо ж было выбрать самую…

– Неотразимую? – перебил его Амир. – Я тоже так считаю, отец. Мне пора. До встречи на Совете. Вот прижмем ублюдка, который решил похозяйничать в нашем городе, а после можешь дальше язвить по поводу моего выбора, – кивнув на прощание, Амир быстро покинул кабинет, оставляя отца в одиночестве.

Карим раздраженно выдохнул – его бесил выбор сына, бесило то, что он так похож на него самого, бесило то, что ему пришлось прогнуться под обстоятельства. Да еще и как! Амир мог растоптать его, даже пальцем не сдвинув. Гордость и злость бушевали в душе, однако первая все же преобладала больше. Он вырастил достойную замену себе. Что уж там говорить – достойного соперника. Не каждый мог этим похвастаться. А Карим Сеитов мог с гордостью говорить всем – это мой сын.

***

Спускалась по ступеням с настороженностью, вытянув руки с пистолетом впереди себя. Внизу замаячил свет, освещая оставшуюся часть моего пути. Люстра и горящий камин щедро освещали все пространство. Глаза сразу нашли мой “сюрприз”. Он гордо восседал на диване, смотря на камин и поглощая виски из бара. В руке у него был ствол, которым он нервно постукивал по кожаной обивке. Зашибись просто, а не подарок. Оперлась на стену, скрываясь за ней.

– Как жизнь, Дим? – громко произнесла, оповещая его о своем приходе. Тот резко повернулся, стреляя в моем направлении. Громкий звук соприкосновения пуль с плотной поверхностью стен оглушили пространство.

– Иди нахрен, сука!

– Фу, как некрасиво, Дим. Может хоть раз в жизни поведешь себя как взрослый и примешь наказание с достоинством? – мой вопрос вызвал новую череду пуль и всевозможные ругательства. – Стало быть, ответ нет. Дим, у тебя же набор пуль не вечный? Я могу подождать.

– У меня тут много всего, – получила ответ и новую череду. В части стены, которую я видела, уже зияли огромные дыры. – Рискни высунуться – награжу дырой в башке.

– Дим, прекращай этот цирк. Мы оба знаем, что будет в итоге. И чем больше ты разозлишь меня, тем хуже будет, – более грубо выдала ему в ответ.

– Можешь поцеловать меня в задницу.

– Почему бы и нет, – резко вынырнула из-за стены и начала стрелять в направлении Димы. Он открыл ответный огонь, и одна из пуль рикошетом от стены полоснула меня по бедру. – Да твою ж! Снова! – вернувшись за стену, прорычала я. По стону Димы поняла, что и ему досталось. Поменяла магазин, и достала второй пистолет. Дима вновь открыл огонь, после прекращения которого я вынырнула из укрытия, но целилась уже не в него, а в цепь, на которой висела люстра. Три метких выстрела забили первый гвоздь в Димином гробу. Люстра с громким грохотом упала на диван, придавив частично мужчину. После чего я, уже не опасаясь ничего, вышла к нему навстречу, предварительно выстрелив в руку, держащую оружие. Дима что-то выкрикивал грубое, пытался выползти из-под люстры, но тяжелая конструкция сильно придавила его. Его спасло то, что он находился немного в стороне. Иначе уже лежал бы с проломленным черепом.

– Дима, пора.

– Иди к черту!

– Все вы так говорите. Лучше бы покаялись перед смертью. Хотя… к чему бы это? Я не та, кому стоило бы каяться. Потому что мне плевать. Спеть тебе колыбельную, Дим? Чтобы спалось хорошо? – иронично спросила, заняв место напротив его, держа мужчину на мушке.

– Стреляй уже и избавь меня от своего присутствия, – его глаза дико бегали, на лбу выступил пот.

– Баю, баюшки, баю, – взвела курок, направляя пистолет ему в лицо. – За грехами я приду, – грустно улыбнулась. – Будешь сильно ты страдать, когда будешь умирать, – Дима прикрыл глаза, ожидая смерти. – Прощай, Дим. Передавай привет своему папаше на том свете, и скажи, что я сожгу все паучьи лилии. Ни ты, ни он никогда не вернетесь в этот мир, – на последних словах он распахнул глаза, и я выстрелила. Секунда – и последний гвоздь оказался вбитым.

Он хотел уйти на своих условиях, а ушел на моих. Как же я ненавижу все