Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев

– Да. Да! Да!!!

– И после процедуры вы нас сразу же покинете, – распорядился капитан.

– Может быть, попросим сеньору доставить нашего пленника, куда следует? – предложил Тиглат. – Мне как-то неспокойно, пока он здесь. Не убивать же. Это очень ценный источник информации. А мне, знаете ли, чувство долга временами покоя не даёт.

– Я согласна на любые условия, – твёрдо заявила Джина. – Куда прикажете?

– Следуйте за мной. – Наики двинулась к выходу, и госпожа флаг-адмирал в отставке решительно последовала за ней, широко улыбаясь и смахивая с лица слёзы радости.

Едва они скрылись за дверью, та приоткрылась вновь, и сквозь щёлочку осторожно протиснулась головка Иошико.

– А Клим чуть Синего не разбудил, а господин Соуч кричит, что сейчас его точно выпорет, как сидорову козу. Так и сказал! Ой, папа! – Она увидела Тиглата, вбежала в помещение и тут же оказалась у него на руках. – Пап, а кто такая сидорова коза?

9-го дня месяца Айру, 5072 год со дня сошествия Мардука с небесной тверди. Ниневия

Он сидел на паперти только что отстроенного храма Небесной девы, бросая тоскливые взгляды на миску для подаяний. На дне сиротливо лежала единственная монета в полчикля, да и на ту уже, похоже, нацеливалась стайка малолетних оборванцев, притаившихся в тени, которую отбрасывала стена Гýбы, главной тюрьмы Империи. Пацанам, видимо, было невдомёк, что согласно последней энциклике Верховного понтифика Камая Кулуха ка Флора, половину своих доходов побирушки должны были жертвовать на храм, и значит, украсть у нищеброда означало то же самое, что совершить святотатство. А за это можно было до конца жизни оказаться по другую сторону тюремной стены.

Ему почти никто не подавал. Видимо, прихожан отпугивал огненно-рыжий цвет волос папертника и странная одежда – жёлтая замызганная майка с начертанными на ней непонятными знаками, синие потёртые штаны и нелепая обувка с белой подошвой. От него держались поодаль даже собратья по цеху, и вполне завидные места по обеим сторонам от рыжего голодранца были свободны.

И вдруг он поднял веки, услышав странный, слишком уж громкий звон упавшей в миску монеты. На дне лежал золотой денарий. Ещё несколько лет назад всякий, кому попадалась такая монета, мог оказаться в лапах Ночной Стражи, поскольку это были деньги, отчеканенные врагами Империи. Нищий поднял глаза и увидел низкорослого коренастого человека в серой хламиде, у которого сквозь буйную растительность на лице пробивались только нос и глаза.

– Чатул? Что тебе надо?

– Может, поговорим где-нибудь не здесь? – предложил щедрый жертвователь.

– Тут неподалёку таверна «Хлыма хзур». Там не слишком людно. Дороговатое заведение по нынешним временам. А в этот час там и вообще никого не бывает.

– «Толстый поросёнок»? Звучит заманчиво. Веди.

Смайли поднялся, спрятал миску в котомку, предварительно засунув монету за щеку, пока храмовый надсмотрщик не углядел его добычи.

Уже через несколько минут на пороге таверны их встретил неприветливый хозяин с явным намерением немедленно выставить непрошенных, странно одетых и явно неплатёжеспособных гостей. Но брошенный в него золотой денарий произвёл на кабатчика такое неизгладимое впечатление, что тот метнулся вглубь заведения и начал протирать передником столик, стоявший у единственного окна.

– Чего изволят щедрые господа?

– Толстого поросенка, – пошутил Смайли. – Неси всё самое лучшее да побыстрей, а то жрать охота.

– Сию минуту. – Кабатчик исчез и, пока гости усаживались, успел вернуться с кувшином вина, кружками и тарелкой нарезки вяленого мяса.

– Похоже, допрыгался ты, братец, – сообщил Чатул, разливая по кружкам вино. – В Верхней Ложе тобой недовольны. Боятся, что застрянешь навеки в человеческой шкуре.

– Мне-то что? – Смайли сделал глоток, прислушался к своим ощущениям и остался доволен качеством напитка. – Я всё сделал, как надо. Аккуратно и быстро. И никаких чудес. Так что Верхняя Ложа может быть спокойна за свои игрушки несколько ближайших столетий.

– Это тебе, конечно, зачтётся. Но они за тебя переживают. Ты уже и думаешь, как люди, ты чувствуешь, как они, ты даже ведёшь себя, как эти существа. Уж не надеешься ли ты вообще стать одним из них?

– И что? Точно так же поступает несчётное множество котхов. А всё потому, что у человека царапина на пальце, кусок вкусной еды, мимолётный поцелуй вызывает куда более яркие чувства, чем для нас вся мировая гармония и вечная музыка сфер.

– И что с того? Это всего лишь самообман, иллюзия, бред. Уверен, что в шкуре кота ты получаешь ещё большее удовольствие, когда тебя почёсывают за ушком.

– Я видел, куда они уходят, – сменил тему Смайли.

– Что?

– Я видел, куда они уходят после смерти. Одним глазком. Через щёлочку. Я почти туда проник. Доли мгновения не хватило.

– Не льсти себе! Все знают, что это невозможно.

– Потому и невозможно, что все это знают.

– Перестань нести чушь. Нет никаких богов, демиургов и прочих высших существ! Это больные фантазии несовершенного разума смертных. А мы есть! Но почему-то своим выдумкам они поклоняются, приносят жертвы, молятся, готовы отдать жизнь ради них, а мы, реальные, живые, практически всемогущие, ничего не внушаем им, кроме суеверного страха. Мы им даже неинтересны! Где здравый смысл? Где справедливость? Их жизнь нелепа, их цели ничтожны, их тела страдают от холода и жары, голода и переедания, их души уходят в небытие после смерти. Да, мне тоже почему-то нравится носить эту оболочку, но мне за это стыдно. А вот тебе, похоже, нет!

– Нисколько.

– Вот поэтому Верхняя Ложа советует тебе хотя бы на время принять подобающий нам вид. Заметь – советует!

– Конечно. Заставить-то они меня не могут.

– Ты согласишься?

– Нет. Извини, дружище, но у меня слишком много дел. – Смайли обернулся рыжим котом и, бесшумно перебирая мягкими лапами, побежал к выходу.

Когда кабатчик принёс горячий куурдак, гостей и след простыл. Он с беспокойством запустил пальцы в нагрудный карман и облегчённо вздохнул, обнаружив, что монета, полученная от странных посетителей, была на месте.

Вне времени и вне пространства

– Богиня! Что мне делать? Я слышу отсюда шорох каждой травинки, мне внятны мысли каждого человека – и грешные, и праведные. Стоит только прислушаться. Я чувствую их боль и страх, но не знаю, что с этим делать.

– Флора, не называй меня богиней. Бог бесконечно далеко от нас, и здесь – лишь крохотная часть мира, который может нам открыться, если мы того заслужим. – Инанна улыбнулась, но грустна была эта улыбка.

– Почему они так верят в меня? Что внушило им, будто я могу их облагодетельствовать?

– Они сами создали тебя, и только их вера придаст тебе сил помочь тем из них, кто не предался отчаянью.