Край навылет - Томас Пинчон

– Сезонка! – восклицает она, вытаскивая одну за другой маленьких хеллоуинских летучих мышек, лыбящихся джеков-с-фонарями в ведьминских шляпах, медвежат-призраков, медвежат в накидках под Дракулу: – Вурдаланна-Девочка-Призрак, видишь, с тыковкой, какая симпатюля, да?

Хммм да, есть в Вырве сегодня утром что-то маниакальное, Ист-Сайд уж точняк производит на людей такое жевунокинетическое воздействие, но – контуры ретро-СРМ уже полностью включились – Максин приходит в голову, что Бобовые Бэбики всю дорогу могли быть легендой, правда же, для деятельности, гораздо менее служащей общественным интересам…

Фатически: как Дастин, как Фиона, все отлично, спасибо – тут у нас украдчивый проблеск глазного яблока?

– Парни… то есть, мы все в последнее время стрессуем, но… – Вырва надевает проволочные очки с лавандовыми линзами, пять долларов на улице, сколько угодно причин, почему именно сейчас: – Мы приехали в Нью-Йорк все вместе, такие невинные… В Калифорнии-то было весело, пиши себе код, стремись к клевому решению, к изяществу, развлекайся, когда можешь, а тут все больше и больше как будто…

– Взрослеешь? – может, немного чересчур рефлексивно.

– ОК, мужчины – дети, мы все это знаем, но тут будто смотришь, как они сдаются какому-то тайному пороку и не знают, как остановиться. Им хочется и дальше держаться за тех прежних невинных деток, это прямо видишь, такой жуткий дисконнект, детская надежда и убожество нью-йоркской мясной местности, уже невыносимо становится.

Дорогая Эбби, у меня есть одна подруга с большой проблемой…

– В смысле невыносимо для тебя… как-то… эмоционально.

– Нет, – Вырва, быстро сверкнув зрительным контактом, – для всех невыносимо, как курочка-по-зернышку-весь-двор-в-говне, как геморрой-на-вашу-жопу. – В изложении щебечет, но и порыкивает, что в специальности Максин слишком уж знакомо. Может, тут еще и призыв к пониманию, в надежде, что задешево. Такими они все становятся, когда аудиторские книги начинают громоздить улики, которые они, была надежда, закопали на шесть ярдов навсегда, когда налоговик сидит за столом напротив с его конторскими термостатами, выкрученными выше некуда, с каменной мордой, пыхтит пайковой сигаркой ВНС, ждет.

Осторожно, чтобы пока не впускать сюда подтекст:

– А может, бизнес так на них влияет?

– Нет. Напрягов из-за исходного кода быть не может, сейчас, по крайней мере, из-под всего этого они уже выскочили. Говорить пока никому нельзя, но они переходят на открытые источники.

Сделав вид, что весть эта к ней пока не доходила:

– Раздают? А они смотрели на ситуацию с налогами?

По словам Вырвы, Дастин и Лукас как-то вечером сидели в ярко-освещенном баре какого-то туристского мотеля далеко в Западных Пятидесятых. Огромноэкранные телевизоры настроены на спортивные каналы, фальшивые деревья, некоторые причем – двадцати футов высотой, длинноволосые блондинки-официантки, олдскульный бар красного дерева. Много траффика с конвентов. Партнеры пьют «кинг-конги», кои суть «Корона королевская» плюс банановый ликер, и озирают залу на предмет знакомых лиц, как вдруг слышат голос, к которому время, выражаясь мягко, отнеслось без уважения, и тот речет:

– «Фернет-бранку», пожалуйста, а еще лучше двойную, с имбирным элем на запивку? – и Лукас как бы чуть своей дозой не поперхивается.

– Это он! Тот ебанат полоумный из «Вурхиза, Крюгера»! Он за нами охотится, хочет свои деньги вернуть!

– Ты параноишь? – надеется Дастин. Они прячутся за пластиковой бромелией и, щурясь, наблюдают. Упаковка нынче несколько отличается, но, похоже, это и впрямь Иэн Долгочерп, в последний раз виденный много лет назад, когда гонял в Сэнд-Хиллском Драндулетном Дерби. Теперь к нему подступает компактная личность в очочках «Оправы Оукли М» и пиджачной паре цвета неонового авокадо. Дастин и Лукас тут же узнают Гейбриэла Мроза в каком-то его представлении о маскировке.

– Зачем Мрозу встречаться с нашим старым ВК, украдкой, о чем им говорить? – недоумевает Лукас.

– Что у них общего?

– Мы! – Оба сразу.

– Надо поглядеть на те коктейльные салфетки, и поскорей! – Им случается знать парня из здешней охраны мотеля, и вот они у него в кабинете, вглядываются в батарею дисплеев СВН[117]. С зумом на столик Мроза/Долгочерпа они могут различить странные промокшие диаграммы, где полно стрелок, квадратиков, восклицательных знаков плюс такое, что вроде как выглядит гигантскими буквами Д, не говоря уже про Л…

– Думаешь?

– Это может означать что угодно, нет?

– Постой, я пытаюсь думать… – Каждый по очереди подходит к снаряду, перебрасывают картинку туда-сюда, чтоб переувеличилась, пока совсем немного погодя не остается тотально паранояльная паника, и их охранный знакомый, наддав сварливости, не выпроваживает их через заднюю дверь.

– Мальчики к какому выводу пришли, – подытоживает Вырва, – что Мроз пытался заставить «Вурхиза, Крюгера» привести в действие защитные оговорки, отобрать бизнес, а затем сбыть с рук активы – исходный код ПодБытия, по сути, – Мрозу.

– Нахуй, – Дастин позже ночью, с неожиданной злостью, – ему надо, пусть забирает.

– Не похоже на тя, брателла, а что будет в следующий раз, когда нам потеряться надо будет?

– Мне не надо. – У Дастина в голосе какая-то по этому поводу меланхолия.

– А мне, может, надо, – объявляет Лукас.

– Можно изобрести еще какое-то где-нибудь.

– Дастин, что этот город делает с нашими головами, дядя, раньше мы никогда такими не были.

– Мне кажется, в Калифорнии уже ничем не лучше. Так же все прогнило, мы по одним улицам с тобой вместе взад-вперед гоняли, сам знаешь, к чему оно ведет, что там, что здесь.

Вырва, технически будучи шиксой, не мешала им продолжать в том же духе, по-матерински вплывала и выплывала, предлагала закусон и досаду свою держала при себе. Теперь же, с Максин:

– Говори теперь о потеряшках. Иногда…

Вот оно, жалоба плута. Максин могла б мастер-классы вести, Как Завоевывать Людей Закатыванием Глаз.

– И…

– И если они потерялись, тогда, я думаю, – едва слышно, – в этом, наверное, виновата я.

Входит Дейтона с мешком ватрушек и пластиковым графином кофе.

– Ё Вырва, сёрф пучком, малыша!

Вырве достает иронии встать и стукнуться с Дейтоной попами, а также внести свою лепту – восемь тактов подпевок к редко слышимой старушке «Душа-чувиха», пока Дейтона, одарив ее взглядом, не замечает:

– Надо «Белей тени бледного» петь, что-то анорексично выглядишь, девонька, тебе б свиных оббивных бы! Да листовой капустки!

– Жареных пирожков с персиками, – Вырва изнурена, но не сдается.