Очарованный кровью - Дин Кунц

После непродолжительного периода тишины, нарушаемого лишь шепотом и негромким смехом, Энне сползла с кровати и, подхватив в охапку свое белье, пошла в душ, шлепая босыми ногами по линолеуму в коридоре. Когда дверь ванной закрылась за ней, Вульц зажег на тумбочке маленькую настольную лампу, завозился на кровати и внезапно свесил голову вниз. Его лицо появилось прямо перед глазами испуганной Котай. Свет бил ему в затылок, поэтому лицо Вульца казалось совершенно темным, если не считать мрачного блеска в его глазах.

— Как тебе день рождения, крошка? — спросил он.

Кот не могла не двигаться, ни говорить. Она уже наполовину уверовала в то, что нечто мокрое в ее руке есть не что иное, как окровавленный шмат мяса для приманки. Кот не сомневалась, что за то, что она подслушивала, как Вульц возится с Энне, он изрежет ее на куски, сложит в проволочный садок и отвезет в залив, чтобы кормить акул. Но вместо этого Вульц встал с кровати — с того места, откуда она смотрела, это была просто еще одна пара ног, — ловко влез в джинсы, сунул ноги в сандалии и вышел из комнаты.

В тысяче миль от Ки-Уэста — в тысяче миль и в восемнадцати годах — в подвале дома Крейбенста Вехса Кот увидела, что Ариэль наконец-то посмотрела на дрель, а не сквозь нее.

— Я не знаю, как долго я оставалась под кроватью, — продолжала она. — Может быть всего несколько минут, а может быть целый час. Я слышала, что Вульц с моей матерью снова в кухне, что он достал из холодильника еще одно пиво для себя и сделал Энне еще один коктейль из водки с лимонадом. Они разговаривали и смеялись, и в смехе матери мне послышалось что-то такое… какая-то грязная насмешка, издевательский намек… Я и сейчас в этом не уверена, но тогда мне показалось, что она знала, что я прячусь под кроватью. Знала с самого начала, но все равно пошла с Вульцем и позволила ему расстегнуть на себе блузку.

Котай уставилась на свои скованные руки, покойно лежащие на верстаке.

Она все еще чувствовала на них ихор раздавленного жука, который как будто снова тек по ее пальцам. Сокрушив насекомое, Кот своими руками сокрушила все, что еще оставалось от ее хрупкой детской невинности, все надежды когда-нибудь стать ребенком, дочерью для своей собственной матери, хотя чтобы понять все это, ей потребовалось еще много-много времени.

— Я даже не помню, как выбралась из дома — вполне возможно, просто вышла через дверь или вылезла в окно. В общем, каким-то образом я оказалась на берегу океана в самый разгар бури, и, там вымыла руки в волнах. Прибой был не сильным; там никогда не бывает большого волнения, если только не налетит харрикейн, а это была всего лишь тропическая гроза, которая только начинается с порывистого ветра. Капли дождя падали почти вертикально вниз, хотя волны все еще были несколько выше обычного, и мне вдруг захотелось войти в эту черную воду и шагать прочь от берега, пока меня не подхватит нижнее течение отлива. Я пыталась убедить себя, что все будет хорошо и что я буду просто плыть и плыть в темноте, пока не устану. Это был мой собственный способ отправиться в гости к богу.

Руки Ариэль слегка сжались на металлическом корпусе дрели.

— Но впервые в своей жизни я испугалась моря, испугалась потому, что налетающие на берег волны грохотали, как гигантское сердце, а черная вода за кромкой прибоя была блестящей, словно кованые надкрылья жука, и как будто изгибалась пологим куполом, смыкаясь с таким же черным, без единого светлого проблеска, небом. Меня испугала бесконечность мрака, его непроницаемая плотность, его протяженность в пространстве и во времени, хотя тогда я, конечно, вовсе не знала таких слов. Поэтому я просто легла на спину на песок, и дождь хлестал меня так, что я не могла даже открыть глаза. Но и сквозь веки я видела каждую молнию — вернее, яркие призраки молний — и, поскольку я боялась плыть к богу, я стала ждать чтобы он сошел ко мне в шипении своих обжигающих огненных стрел. Но он не пришел, и в конце концов я уснула, а проснулась только на рассвете. Буря закончилась, небо на востоке заалело, оставаясь сапфирово-голубым на западе, а океан был зеленым и плоским. Тогда я пошла в дом и застала Энне и Вульца спящими в его комнате. Мой праздничный пирог так и остался в кухне на столе. На жаре из розово-белой глазури проступило желтое масло, а покосившиеся свечи торчали в разные стороны. Никто так и не отрезал от него ни кусочка, да и мне не хотелось его трогать… А через два дня мать собрала чемоданы и потащила меня не то в Тьюпело, что в Миссисипи, не то в Санта-Фе, не то в Бостон… Я уже сейчас не помню — куда, помню только, что уезжала с облегчением, хотя и боялась немного, с кем-то мы будем жить теперь… Сколько себя помню, я была спокойна и счастлива только в дороге, когда уезжаешь от одного, но еще не столкнулся с другим. Наверное, тогда я могла бы путешествовать без всякой цели, просто так…

Дом Крейбенста Вехса над их головами хранил тяжелое молчание.

На бетонном полу подвала показалась какая-то крошечная тень.

Кот подняла голову и увидела паучка, который деловито плел свою паутину между одним из светильников и потолочной балкой.

Возможно, ей придется рискнуть и выйти против доберманов в наручниках. Времени оставалось все меньше и меньше.

Ариэль взяла в руки дрель.

Кот открыла было рот, чтобы произнести какие-то слова, которые могли бы подбодрить девушку, но потом испугалась, что скажет что-то не то и снова ввергнет Ариэль в транс.

Вместо этого она подобрала валявшиеся на полу защитные очки и без слов надела на девушку. Ариэль не возражала.

Кот вернулась на табурет и стала ждать.

На безмятежных водах лица Ариэль появилась легкая рябь сомнения. И она не только не улеглась, но превратилась в задумчивую морщину. Ариэль на пробу нажала пусковую кнопку. Дрель взвыла, и сверло закрутилось. Отпустив кнопку, Ариэль задумчиво смотрела, как патрон несколько раз по инерции повернулся и замер.

Кот поняла, что следит за этими манипуляциями, затаив дыхание. Тогда она выдохнула, а когда снова вдохнула, воздух показался ей приятным и свежим. Кот даже рискнула пошевелить руками, подставляя Ариэль левый наручник.

Глаза юной девушки, скрытые стеклами защитных очков, медленно переместились со сверла на замочную скважину. Она определенно начинала видеть реальные вещи, но взгляд ее все еще сохранял некоторую отрешенность.

Доверься.

Кот закрыла глаза.

Тишина показалась ей такой глубокой, что она начала слышать далекие воображаемые звуки, аналогичные бледным сполохам света, что пляшут за опущенными веками: ритмичный и торжественный ход часов на каминной полке наверху и беспокойную побежку доберманов в ночи.

Что-то надавило на левый наручник.

Она открыла глаза.

Сверло дрели упиралось в замочную скважину.

Кот не стала смотреть на Ариэль; вместо этого она снова закрыла глаза — еще крепче, чем в предыдущий раз, — и отвернулась, чтобы защититься от летящей стружки.

Ариэль навалилась на дрель всем телом, чтобы не Дать сверлу выскочить из замочной скважины — в точности, как советовала ей Кот. Стальной обруч вжался в ее запястье.