Философия достоинства, свободы и прав человека - Александр Геннадьевич Мучник

этнические, но и политические задачи. Жена А.Н. Поскребышева была сестрой невестки Л.Д. Троцкого. Подавая на подпись Сталину ордер на арест своей жены, Поскребышев попросил простить ее. Сталин, подписав ордер, обронил: «Найдем тебе бабу». А несчастную Брониславу Соломоновну, продержав три года в тюрьме, расстреляли.

С.И. Аллилуева, будучи невольной свидетельницей многих откровений своего отца, часто приводила его слова о том, что история партии — это история борьбы против евреев. В частности, она писала, что «в Советском Союзе лишь в первое десятилетие после революции антисемитизм был забыт. Но с высылкой Троцкого, с уничтожением в годы «чисток» старых партийцев, многие из которых были евреями, антисемитизм возродился «на новой основе», прежде всего в партии. Отец во многом не только поддерживал его, но и насаждал сам. В Советской России, где антисемитизм имел давние корни в мещанстве и бюрократии, он распространялся вширь и вглубь с быстротой чумы». Особый всплеск антисемитизма в СССР, судя по всему, находит своё объяснение в личной зависти и, соответственно, этнической ненависти Сталина к Троцкому. Одним из первых на «корень зла» обратил внимание советский разведчик А.М. Орлов, проанализировавший подлинную анатомию судебных процессов периода великой чистки 30-х годов: «Каждый из подсудимых отчётливо чувствовал, как пульсируют здесь сталинская ненависть и сталинская жажда мщения, нацеленные на далёкого Троцкого. Накал этой ненависти был сравним разве что с завистью, которую Сталин годами испытывал к блестящим способностям и революционным заслугам этого человека». Ему как бы вторит и дочь Сталина. Так в частности в своих воспоминаниях С.И. Аллилуева не скрывает, что со временем для неё «стала очевидной огромная роль, которую играл Троцкий в партии и в революции; а так как я хорошо знала характер отца, мне стал, наконец, ясен источник его антисемитизма. Безусловно, он был вызван долголетней борьбой с Троцким и его сторонниками, и превратился постепенно из политической ненависти в расовое чувство ко всем евреям без исключения».

Эту версию происхождения патологического антисемитизма тирана подтверждают и другие его приближенные. В частности, об этом свидетельствовал бывший Министр обороны СССР, член Политбюро ЦК КПСС, третий Председатель Совета Министров СССР Николай Александрович Булганин (1885–1975). Доктор исторических наук, бывший узник гетто и ГУЛАГа Яков Яковлевич Этингер (1929–2014) вспоминал, как Н.А. Булганин ему рассказывал: «Сталин был «бытовым и политическим антисемитом… не забывайте, что главными противниками Сталина в руководстве партии были евреи — Троцкий, Зиновьев, Каменев и некоторые другие. Среди троцкистов было много евреев». На эту тёмную сторону личности диктатора обратили внимание и другие историки. Так, доктор исторических наук Юрий Георгиевич Фельштинский писал: «Сталин относился к Троцкому с животной ненавистью. Сталин вообще был человеком жестоким… При допросах арестованных партийных товарищей в 1930-е годы Сталин нередко собственноручно расписывал, как именно пытать заключенных. То есть Сталин, конечно, был садистом. Но столько энергии, сколько потратил Сталин на уничтожение семьи Троцкого, он не затратил ни на кого. И это говорит нам о том, что Сталин Троцкого ненавидел».

Конечно, отдельные факты, высказывания и наблюдения как современников тех событий, так и их потомков могут показаться мелкими штрихами, не способными дать в своей совокупности целостную картину той трагедии, о которой идёт речь в этой работе. Но здесь необходимо учесть те обстоятельства, на которые обратили внимание в своей книге «Неизвестный Сталин» Рой Александрович Медведев и Жорес Александрович Медведев (1925–2018). В частности, соавторы капитального труда утверждают, что: «немалое число историков ошибочно воспринимали архивы сталинской эпохи как достоверный фактический материал.

Между тем значительная часть документов того времени подвергалась уничтожению и фальсификациям. Множество важных решений приводилось в исполнение на основании устных директив и распоряжений, которые не регистрировались ни в каких архивных фондах.

Эта же практика продолжалась в течение многих лет после смерти Сталина. Была ликвидирована значительная часть личного архива самого Сталина. Такая же судьба постигла личные архивы Берии, Маленкова, Микояна и других членов сталинского Политбюро. Все руководители СССР, от Хрущева до Андропова, давали директивы о ликвидации архивных документов, которые могли перед судом истории скомпрометировать политику Советского правительства, КПСС и их собственные действия». Один только пример: архивно-следственное дело N 981697 в отношении Маршала СССР, Героя Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова (1897–1968) было уничтожено 25 января 1955 г. на основании указания ЦК КПСС и соответствующего распоряжения председателя КГБ при СМ СССР.

Таким образом, опираться на труды новоявленной генерации историков, которые стали знатоками бумаг, но не понимали воздуха эпохи в подобных случаях не приходиться. Да и последние связаны по рукам и ногам в деле постижения исторической истины, поскольку многие документы той злополучной эпохи до сих пор — тайна за семью печатями. На подобное положение вещей, например, обращал внимание даже экс-руководитель внешней разведки ГДР Маркус Вольф (1923–2006). В частности, в своей книге «Друзья не умирают» он отмечал что «в российской столице пресловутые бюрократические препоны в получении информации из архивных ведомств, так же как и в доступе к рассекреченным данным, почти непреодолимы, во всяком случае, связаны с огромными затратами времени». Такой же точки зрения придерживался и чешский прокурор Мартин Омелка, который принимал участие в расследовании обстоятельств трагической гибели министра иностранных дел Чехословакии Яна Масарика (1886–1948). В частности, он заявил: «Утаивание исторических фактов характерно для русских, и с этим ничего не поделаешь. Интересующие нас документы могут быть рассекречены лет через пятьдесят, а возможно — никогда».

Время подтвердило худшие опасения исследователей преступлений большевистского режима. Так даже на 2012 год, например, не были рассекречены уголовные дела таких знаковых фигур той эпохи как Н.И. Ежов, Л.П. Берия, В.С. Абакумов, В.Н. Меркулов, М.П. Фриновский, П.А. Судоплатов, Г.М. Майрановский и им подобных. Далее более: из 183 томов уголовного дела N 159 по Катынскому расстрелу, возбужденному 30.09.1990 г. Главной военной прокуратурой СССР и законченного расследованием Главной военной прокуратурой России, 116 томов, включая постановление о прекращении дела от 21.09.2004 г., оказались под грифом «совершенно секретно», в качестве содержащих государственную тайну. Естественно, для подобной «секретности» было достаточно оснований. Ведь как справедливо отмечалось в исторической литературе: «Ведомство всепланетного государственного террора и страха на Лубянке крайне неохотно делится своими секретами. Причем не потому, что это грозит раскрытием государственной тайны, обеспечивающей безопасность страны, а потому, что значительный процент действий ведомства являют собой обычные уголовные преступления, совершенные с особой жестокостью и садизмом». Невероятно, но факт: практически, все факты чудовищных преступлений большевистской империи стало объектом государственной тайны современной России. Как вспоминал по сему поводу писатель В.А. Коротич: «Колымские геологи рассказывали мне, что вокруг бывших концлагерей под слоем мерзлой земли бывшие узники вот уже лет по 70 лежат, как живые, только иней на бородах и кожа почернела. Люди эти, как мамонты, еще 10 тысяч лет пролежат в вечной мерзлоте — или сколько надо до Страшного суда. Но Суд этот, как любой другой, будет полезен только в том случае, если вскроются наконец архивы и государство перестанет утаивать свою биографию от собственных граждан». Но, государство, судя по всему, и далее твердо намерено скрывать от окружающего мира свою преступную сущность. И в этом есть свой резон: кто будет уважать и защищать подобное государство. Видимо следует согласиться с В.Б. Резуном, который заметил: «Вся история Советского Союза от нас закрыта, как место преступления… Наша история — это место преступления, которое опечатано, и никого туда не подпускают. Все видели, как в голливудских фильмах опечатывают место преступления. Но если там это делают для того, чтобы потом пришел тот, кто разберется, что же случилось, то наши архивы