Аномалия - Денис Бурмистров

Он подошел к ящикам, запустил внутрь руку и вынул сложенный вчетверо плащ серого цвета. Откинул на край ящика, достал еще один. Вытащил, рывком развернул. Плотная ткань с шумом крупной птицы, распахивающей крылья, распрямилась. В воздухе повисла влажная пыль.

– Совсем новый, – проговорил Иван.

Он бросил плащ поверх ящика, подошел к соседнему.

– Здесь тоже плащ-палатки.

Виктор молча наблюдал за другом, не решаясь вмешиваться. Это была история Ивана, он должен был первым разобраться, что к чему. Имел право.

Иван пересек проход, остановился перед закрытым шкафчиком. Пронзительный скрип резанул по ушам, когда он потянул на себя дверцу.

Внутри шкафчика висела «горка», стояли абсолютно новые армейские ботинки. На верхней полке покоились очки-консервы.

Иван сделал шаг назад, еще. С силой потер прорезанный морщинами лоб. Повернулся налево, пытливо всматриваясь в ряды шкафчиков, развернулся направо. Быстрым шагом пошел вдоль ряда. Виктор поспешил следом.

У последнего шкафчика Иван остановился. Коснулся рукой открытой дверцы. Замер, тяжело дыша.

– Я оделся здесь, – его голос был глухой, будто из могилы. – Глазам больно, но руки делают все сами. Надо идти наверх. Нет желаний, нет сомнений. Я не я, меня еще нет. Я пока лишь оболочка, пустая, ничего не понимающая. Все приказы где-то на подкорке, они пока ведут меня, делают за меня. Программа кончится тогда, когда я пройду туман. Дальше сам. Дальше уже сам…

Виктору стало жутко. Он хотел протянуть руку и толкнуть товарища, вывести его из транса. Но Иван сам повернулся к нему, глаза блестели из-под нахмуренных бровей.

– Идем, – сказал он. – Я, кажется, могу найти место своего рождения.

Он быстрым шагом направился к выходу из зала, опустив пистолет. Куликов не отставал, ощущая нарастающее беспокойство.

Они вышли в коридор. Здесь Иван на секунду замер, поворачивая головой из стороны в сторону. Потом решительно пошел налево, мимо покосившейся картины – фотокопии известного пейзажа. Завернул за угол, хлюпая по жиже, заглядывая во встречающиеся помещения. Наконец остановился, не дойдя до очередного дверного проема. Застыл, будто наткнувшись на невидимую стену. Когда Виктор поравнялся с ним, он увидел, что у Ивана закрыты глаза.

– Здесь, – еле слышно сказал он. Открыл глаза, полные смятения. – Иди первый, хорошо?

Виктор все понял, поспешно кивнул. Иван отступил в сторону, освобождая дорогу. Виктор заметил, что пальцы друга дрожат.

На стене белела табличка, густо покрытая влажно поблескивающей прозрачной субстанцией. Надпись на табличке гласила: «Зал биологических образцов». Ниже предостережение: «Внимание! Высокая биологическая активность!»

Виктор стволом винтовки отодвинул тяжелый полог из толстой черной пленки, закрывающей проход. Сделал шаг за порог.

Золото. Золотые нити. Золотые гробы…

Виктор повел рукой с фонарем в сторону.

Здесь горели бледные лампы дневного освещения, они потрескивали и звенели высоко над головой, скрытые за грязными плексигласовыми плафонами. Они мерцали в унисон хриплому гудению невидимого генератора, раздающемуся, кажется, из-за стены. Их света вполне хватало, чтобы увидеть. Увидеть и ужаснуться.

Когда-то зал перегораживало огромное, от пола до потолка, стекло. Сейчас о нем напоминали лишь поблескивающие обломки в пластиковых держателях. Тут же располагался длинный пульт с кнопками и верньерами. Рядом – высокий прозрачный бокс-тубус, похожий на цилиндрическую телефонную будку. Внутри когда-то что-то взорвалось, теперь за стеклом пятнами плесени чернота. Лежащий на боку стул с погнутой ножкой, конторка с рядами одинаковых, покрытых пылью скоросшивателей.

Отовсюду в центр зала тянулись длинные, упругие, сияющие золотом нити. Они проходили сквозь разбитое стекло, составляли золотой узор на стенах, свисали с потолка, змеились по полу, пересекаясь и свиваясь воедино, образую ажурную конструкцию, выделяющуюся тремя более темными сгустками в глубине.

Виктор с опаской осветил стену возле себя, присмотрелся. Нити казались живыми, они вибрировали, пульсировали и вырастали прямо из покрытой слизью стены.

– Нам надо туда, – донесся из-за спины полный внутренней борьбы голос Ивана. Палец друга указывал в центр, в сторону четырех равноудаленных друг от друга темных сгустков.

Куликов чуть не смалодушничал. Чуть было не отказался, желание было велико. Его пугало это место, слишком отличалось оно от привычной Медузы. Виктору было не по себе, и это еще мягко сказано. Он до дрожи в коленях боялся этого места. До зубовного стука. И ничего не мог с собой поделать.

Что чувствует Иван, он мог лишь догадываться.

– Если не хочешь, не ходи, – мягко посоветовал Виктору друг, и Куликову стало стыдно от осознания того, чего стоит Ивану этот успокаивающий тон. – Я один…

– Нет, – Куликов мотнул головой, покрепче сжал фонарь и сделал первый шаг. – Пойдем вместе.

Они пошли практически рядом, вдоль идущих от стены золотых нитей. Только сейчас Виктор заметил, что в кажущемся хаотичном расположении этого золотого лабиринта есть некий смысл – к каждому из сгустков вела неширокая, но все-таки дорожка, которую не преграждали нити.

Шаг за шагом луч света играет на золоте паутины. Миновали застывший мертвым памятником пульт, перешагнули через нижний крепеж разбитого стекла. Теплой волной накатил незнакомый терпкий запах.

Шаг за шагом вдоль золотых линий. Вот уже и первый сгусток.

Видимо, некогда это был исследовательский саркофаг. Виктор видел такие по телевизору в репортажах из роддомов. Слабых и больных младенцев укладывали в стерильные барокамеры, чтобы максимально уберечь от внешнего воздействия. Барокамеры напоминали накрытые прозрачным колпаком саркофаги с кучей вмонтированных датчиков.

Здесь было почти то же самое, с той лишь разницей, что саркофаги явно были рассчитаны на взрослого человека. Их, словно плющ, оплетали золотые нити, покрывая настолько густо, что практически скрывали светло-серую металлическую поверхность. Будто люльки, покоились они в крепких объятиях неизвестной органики.

Первая «люлька» оказалась пуста. Некогда покрывавший ее сверху плетеный узор был откинут на боковую стенку, как одеяло.

Иван нетерпеливо толкнул Виктора. Куликов безропотно пошел дальше.

Вторая люлька довольно заметно подергивалась, словно из нее пытался выбраться слабый, но упрямый котенок. Когда Куликов осветил ее сверху, то чуть было не бросился назад, сбивая с ног Ивана.

Внутри саркофага, под тонким покрывалом из нитей, дергалась и ворочалась, пускала по поверхности волны и расщепляла себя на куски та самая черная субстанция, тот самый «половичок», от которого Виктор неоднократно спасался в Городе. Вот по черной поверхности пробежала золотистая трещина, и с чуть слышным треском нижняя часть «половичка» разорвалась надвое, образуя нечто похожее на ноги.