Экипаж машины боевой - Александр Кердан

– Приказываю расстрелять эту гадину, засевшую в Белом доме! – закричал Первый.

А Александру Ивановичу представилось, что руки у Первого в этот момент подрагивали, совсем как у членов ГКЧП, дававших пресс-конференцию два с лишним года назад, за два дня до блестящего триумфа Первого. Но тогда был девяносто первый – самый звёздный час Первого, и сам Первый, сам Гарант, тогда ещё не Гарант, был иным.

А ещё подумалось Александру Ивановичу, что министр обороны, хотя и имел за плечами более полтысячи прыжков с парашютом и контузию, заметил подрагивание рук Первого и удержался от вопроса: «Вы о каком Белом доме говорите, господин Верховный главнокомандующий, верней, о чьём – о нашем или об американском?» Такого вопроса Первый бы ему никогда не простил, и поэтому министр обороны только уточнил:

– Из чего расстрелять?

Первый тут должен был непременно вскипеть:

– Да из чего хочешь, из того и расстреливай, хоть из танков, хоть ракетами, хоть собственными соплями закидай…

Но министр обороны мог ведь проявить неслыханную даже для Героя и десантника дерзость – глядя прямо в глаза Гаранту Конституции, потребовать:

– Мне нужен ваш письменный приказ. Тогда – расстреляю.

Что дальше творилось, понятно, не ходи к гадалке.

Первый, он же Верховный главнокомандующий, он же упомянутый Гарант, должно быть, заорал:

– Да я тебя, да я… – и при этом непременно выбежал в комнату отдыха, где принял на грудь положенные в боевой обстановке сто граммов. Об этой склонности Первого ленивый разве что не говорит…

А дальше события могли развиваться так.

К министру и Герою должен был подскочить начальник личной охраны Первого и бывший из тех, которые бывшими не бывают.

– Зря ты так, герой! – вкрадчиво, как и положено выходцу из упомянутых органов, должен был увещевать он. – Сделай, как говорят!

– Давай письменный приказ, сделаю, – настаивал, наверное, министр.

– Будет тебе письменный приказ, – заверил его начальник охраны. – Ты начинай, а приказ я тебе привезу… Лично. Обещаю…

Тут министр и Герой, хотя и недоверчиво, покачал бугристой головой, прикрытой фуражкой-аэродромом, но всё же поехал к кантемировцам.

А там предстояло самое трудное. Там предстояло убедить танкистов стрелять по зданию Верховного Совета. И министр понимал, что приказом, даже самым строгим и с самого верха, этого не сделать. Парламент-то всенародно избранный… И на дворе не советские времена, а девяносто третий, и времена, как уже упоминалось, иные, и люди уже – не те. И это министр, хотя и много раз прыгал с парашютом и был контужен, само собой разумеется, должен был понимать. В таких условиях надо было не приказывать, а уговаривать. А уговаривать министр не привык. Поэтому он поручил это сделать командиру гвардейской дивизии, полковнику, мечтающему стать генералом, и дал ему полный карт-бланш, мол, обещай тем, кто согласится, всё, что душе угодно – деньги, чины, ордена, ордера…

Комдив собрал офицеров дивизии и стал уговаривать.

Александр Иванович хорошо знал своих бывших сослуживцев. Он мысленно перебрал все возможные варианты и понял, что уговорить комдив мог немногих, всего человек семь-восемь, а из «чистых танкистов» – не более четырёх. Их-то, невзирая на звания и должности, и посадили, должно быть, на места командиров танков. А на места наводчиков-операторов и механиков-водителей (наскоро объяснив, на какие кнопки и рычаги нажимать) посадили людей случайных… И, конечно, ни о какой слаженности экипажа и хотя бы одних совместных стрельбах речи не велось…

Поглядев на танки, выстроившиеся на мосту и медленно разворачивающие свои орудия в сторону Белого дома, Александр Иванович машинально зафиксировал время на своих поношенных «Командирских» – 10.05, четвёртое октября.

Он представил, что могло сподвигнуть тех, кто дал согласие сесть в боевые машины: безденежье, безквартирье, бесправие…

А ещё он представил себя сейчас на месте командира головного танка и то представил, как дрогнувшим голосом отдаёт он приказ:

– Бронебойный!

– Есть бронебойный! – отзывается выполняющий роль наводчика-оператора какой-нибудь подполковник, командир разведбата или ремонтного батальона. Вероятнее всё-таки, разведбата. У него была своя нужда, заставившая оказаться в это время и в этом месте: нужна была срочная и дорогостоящая операция старушке-матери. А денег взять негде.

– Есть… – должен был сказать он, а вот с поиском кнопки выбора боеприпаса непременно замешкаться, ибо последний раз был в танке год назад на итоговой проверке, да и то на месте механика-водителя…

«Это, наверное, очень бы разозлило меня», – подумал Александр Иванович и повторил бы с раздражением:

– Бронебойный, мать твою!

Наконец нужная кнопка найдена и нажата. Тут должна заработать автоматика. Ствол встал на линию заряжания. Открылся клин затвора пушки. И конвейер с лязгом подал в ствол снаряд, а следом – блеснувшую латунью гильзу из зарядного лотка. Досыльник тут же дослал её в канал ствола. Звякнул, закрываясь, клин затвора.

Подполковник при этом радостно отрапортует:

– К стрельбе готов!

– А вентилятор включил? – Александр Иванович знал, что это командир разведбата обязательно сделать забудет.

– Сейчас включу!

Александр Иванович даже чертыхнулся:

– С вами навоюешь… – и, мысленно услышав шум включенного вентилятора, дал мысленно же целеуказание:

– Наводи на седьмой этаж, третье окошко слева… Там у них, кажется, штаб…

– Есть, седьмой этаж, третье окошко слева.

– Выстрел!

И как будто зазвенело у него в ушах. И почувствовал Александр Иванович, как танк толкнуло орудийной отдачей, как запершило в горле от едкого запаха пороховых газов. И, быть может, не только от него…

Всё это сразу же представил Александр Иванович, когда из своего окна на одиннадцатом этаже разглядывал танки на Калининском мосту… Было что-то сюрреалистическое не только в его представлении о происходящем сейчас внутри танков, но и в самой этой картине: танки в центре столицы, стволы наведены на здание Верховного Совета – высшего органа власти в парламентской республике.

Пришла в голову сцена из сказки – Калинов мост… И чудище трёхглавое, непобедимое… А здесь у чудища – четыре ствола. Полыхнут огнём – мало не покажется! Это он, бывший танкист, знает лучше, чем кто-либо другой.

Одна из боевых машин, словно следуя воображению Александра Ивановича, в этот момент дёрнулась, как будто присела, из ствола вырвался клуб дыма. И через секунду громыхнул выстрел.

Где-то внизу стены сотряс удар. Он был такой силы, что зазвенела хрустальная люстра в кабинете Александра Ивановича, а с потолка посыпалась штукатурка.

– Куда лупят, засранцы? – выругался Александр Иванович и снова вернулся взглядом на танки: – Кто же командует головным? Может быть, майор, комбат-три, мой воспитанник?