📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгДетская прозаДорога уходит в даль... В рассветный час. Весна - Александра Бруштейн

Дорога уходит в даль... В рассветный час. Весна - Александра Бруштейн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 92 93 94 95 96 97 98 99 100 ... 227
Перейти на страницу:

Амдурский – сборщик членских взносов в благотворительные общества. Сегодня эти слова, может быть, уже совсем непонятны. В Советской стране нет частной благотворительности. Государство воспитывает сирот в детских домах, призревает стариков, учит детей и юношество в школах и университетах, лечит больных… А как это было во время моего детства, пусть об этом расскажет сам Амдурский – так, как он рассказал это когда-то мне:

– Понимаете, Шашенька, есть которые богатые (Амдурский произносит «бугатые») и которые бедные… Так об тех, которые богатые, пусть у нас с вами голова не болит, – им и без нас хорошо! А вот бедные… Умер бедняк, остались сиротки – куда им деваться? По улицам ходить, босыми ногами по снегу, копейки выпрашивать? Надо бы приют для них – так государства этого не хочет, у нее, у государствы, за сирот сердце не болит. Государства – она только о богатых думает: как бы этим бедненьким богатым получше жилось! Еще: живет бедный человек, работает, как последняя скотина, а когда он заболеет, никому до него и дела нет! Хочет – пусть выздоравливает, а не хочет, так нехай помирает… А прожил бедный человек до старости, всю силу из него работа выпила-высосала, куда ему деваться? Дети бедняков не учатся – государства для них школ не открыла и не откроет, ей на бедных детей наплевать…

Амдурский бережно снимает с колен свою удивительную шляпу и перекладывает ее на стоящий рядом стул:

– Ну, что с ней делать, с этой государствой? Надо на нее тоже наплевать, ничего от нее не ждать, а самим сложиться, кто сколько может, и открыть свои больницы, приюты, богадельни, школы…

Я хлопаю в ладоши:

– Очень хорошо!

– Да, хорошо, но трудно как! – Амдурский горестно качает головой. – Каждый человек платит, сколько может, в благотворительные общества: один платит аж двенадцать рублей в год, другой платит по десять копеек в месяц. И с этих денег мы имеем два госпиталя, – ваш папаша, дай Бог ему здоровья, работает в обоих и денег за это не берет. Имеем богадельню, – ваш дедушка там попечитель, тоже задарма́ много работает! Имеем «дешевую столовую», – за несколько копеек дают там бедняку тарелку супу с хлебом, кашу. Имеем приюты, имеем школы, только, ох, мало школ!.. Все – на эти деньги, что люди платят в благотворительные общества! Но нужно же, чтоб кто-нибудь обходил жертвователей и собирал с них взносы, – нет? Ну, так вот: я – такой сборщик! Я, Амдурский! И сколько нас таких – это же просто не сосчитать: ведь у русских – свои благотворительные общества, у поляков – свои, у немцев – свои…

– Я, Шашенька, – продолжает Амдурский, – не стремляюсь к богатству, пусть оно пропадет! Но я стремляюсь делать хорошее дело. Я получаю за свою работу несколько рублей в месяц – и живу на это с женой, с детьми. Мой средний сын Рувим скоро уже будет наборщиком – он учится в типографии. Живем себе, и хлеба хватает… почти хватает… – поправляется он. – Если посмотреть на меня вот так, не подумавши, конечно, у меня просто райская жизня! Целый день я на воздухе – гуляю из дома в дом. Люди меня – не буду грешить! – уважают ужасно. Я прихожу в дома, и везде говорят: «А, это Амдурский!» Правда, в иных домах это говорят зеленым голосом: «А, это Амдурский. Подумайте, он еще не околел, старая кляча!»

Амдурский умолкает. Я понимаю, что он уже исчерпал передо мной перечень всех радостей, какими дарит его «райская жизня»: целый день на воздухе, люди уважают. Хотя, правда, иные выражают это уважение «зеленым голосом»… – А что у вас в жизни плохо, господин Амдурский?

– Что у меня в жизни плохо? – переспрашивает он. – Например, ноги… Прежде они не уставали, теперь устают. А ходить… ой, сколько Амдурскому надо ходить! Банкир Шамбедал, например, – ловите его с его взносом на благотворительность! То его нет дома, то у него дома голова болит, то он, извините, ванну принимает… Он, правда, дает на приют ба-а-альшие деньги – шесть рублей в год! – Амдурский даже присвистывает от уважения к этой сумме. – Но вот сколько раз я его просил: «Господин Шамбедал! Имейте жалость к человеку: уплатите сразу хоть за три месяца – один рубль пятьдесят копеек, – чтоб мне не бегать за вашим полтинником каждый месяц!..» – А он не согласился?

– У-у-у! Он такой шум поднял – я думал, он пупок сорвет от крика! «Вы мне надоели! Вы не понимаете, что такое деньги!» Я ему говорю: «Господин Шамбедал! Не тот понимает, что такое деньги, у кого их много, а вот именно тот, у кого их вовсе нету… И, господин Шамбедал, я же не на себя прошу! Это же на приют! Это для сироток!» Так знаете, что он мне ответил, этот грубиян? Он мне ответил: «Подумаешь? Что от моего полтинника у ваших сирот вырастут новые папы и мамы?» Вот что он мне сказал, умник этот!.. А вы спрашиваете, что у меня плохо! И, знаете, у русских есть, например, купец Платонов – богатый ужасно! Так когда к нему приходит русский сборщик – на русскую благотворительность, – так этот сборщик сидит по часу в передней и ждет, пока господин купец Платонов кончит молиться и бить поклоны перед иконами!

Разговор наш прерывает мама. Она приносит Амдурскому свой взнос на приют и еще какой-то пакет, завернутый в газету, и торжественно вручает ему.

– А что это такое? – робко спрашивает Амдурский.

– Разверните! – говорит мама.

Амдурский развертывает пакет так, словно он боится, что там живая змея. А там оказывается шляпа, старая папина шляпа.

– Это вам, Амдурский. Вместо вашего вороньего гнезда. Ходите франтом!

Амдурский приходит в невероятное волнение. Он то хватается за шляпу – «ай-яй-яй, что за шляпа!» – то жмет мамину руку, то мою, то снова любуется шляпой.

– Да вы наденьте, примерьте! – смеется мама.

Наконец Амдурский надевает шляпу… И тут же в буквальном смысле слова исчезает из наших глаз! У папы голова очень большая – и печеная репка Амдурского уходит в нее по самые плечи. Настоящая шапка-невидимка, как в сказках.

– Чудная шляпа… – бормочет Амдурский. – Просто хоть банкиру Шамбедалу в ней ходить. Только, понимаете, семейная… Всей семьей в нее влезать!.. Стойте, стойте, я, кажется, что-то придумал! У вас найдется какая-нито тряпка, чтоб не жалко было? Найдется?

Через несколько минут Амдурский обертывает голову в несколько слоев тряпкой, его крохотная голова становится гораздо больше, круглее.

– Как тыква! – радуется Амдурский. – Просто, я вам скажу, как тыква!

После этой операции папина шляпа становится уже почти впору. Поглядев на себя в зеркало, Амдурский расцветает, как круглый желтый подсолнечник. Он что-то бессвязно бормочет – он не находит слов благодарности.

– Гамбурский! (Так Юзефа зовет Амдурского.) Ходи ко мне до кухни, чаю дам!

Я не иду за Амдурским на кухню, чтоб не стеснять его во время еды. Да я знаю наизусть, как это произойдет. Юзефа даст Амдурскому чаю и сахару и несколько ломтей хлеба, намазанных маслом. Амдурский выпьет чай, а сахар и бутерброды аккуратно завернет в бумагу.

– Внукам моим, – объяснит он, словно извиняясь. – Сахар, масло – они это видят не часто…

В это время приходит дядя Мирон и сразу начинает ворчать:

1 ... 92 93 94 95 96 97 98 99 100 ... 227
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?