Совы охотятся ночью - Энтони Горовиц

— И вы также сказали, что убьете Мелиссу Джеймс, если она вдруг узнает правду?

— Нет, сэр! — Филлис Чандлер пришла в ужас. — Что вы, мне бы подобное и в голову не пришло! Я лишь сказала, что, если хозяйка узнает правду, это убьет ее. Разумеется, не в прямом смысле, а в переносном. Мисс Джеймс доверяла Эрику. Бедняжка и представить не могла, что он такой извращенец.

— Я не… — Эрик пытался сказать что-то, но слова не шли у него с языка.

Однако Филлис отринула жалость и продолжила:

— А потом, сегодня утром, мистер Пендлтон сообщил мне, что кто-то заходил в спальню его жены и взял одну ее вещь.

— Какую именно? — спросил Крол.

— Предмет интимного гардероба. Белье. Из ящика у кровати…

— Это был не я! — выкрикнул Эрик.

— Разумеется, ты, кто же еще?! — Мать в ярости повернулась к нему. — Чего ради ты продолжаешь врать? Ты жирный, ленивый и больной на всю голову. Как бы я хотела, чтобы ты никогда не родился. Бог свидетель, твой отец сгорел бы от стыда!

— Мам…

Зрелище было ужасное. Эрик выл, слезы так и брызгали у него из глаз. Он пошатнулся, ударился спиной о стену и осел на пол. Пюнд и старший инспектор поспешили на помощь, совместными усилиями подняли его и кое-как отвели обратно в гостиную. Они усадили Чандлера на диван, Крол подал стакан воды. Но пить Эрик был не в состоянии. Его отчаянно трясло. Мать стояла в дверях, наблюдая за этой картиной без сочувствия во взоре, и Пюнд не мог удержаться от мысли, насколько счастливее сложилась бы жизнь их обоих, люби Филлис своего мужа чуть меньше, а сына — чуть больше.

— Что теперь будет? — спросила миссис Чандлер. — Вы его арестуете?

— Очевидно, что мистер Чандлер нарушил закон, — как бы с нежеланием сказал Крол. — И я имею полное право заключить его под арест…

— Я просто смотрел на мисс Джеймс! — сквозь всхлипывания невнятно проговорил Эрик. — Она была так прекрасна. Я никогда бы не причинил ей вреда. И я ничего не брал, клянусь!

Крол посмотрел на Пюнда, тот кивнул.

— Но раз уж вы двое все равно увольняетесь, а ни мистер Пендлтон, ни мисс Джеймс не могут выдвинуть обвинений, наверное, лучше будет оставить вас в покое. Вы только позаботьтесь, чтобы в случае необходимости мы могли вас найти. И еще. Эрик… Мне кажется, вам следует поговорить с доктором Коллинзом и найти специалиста, способного вам помочь. То, что вы делали, — это очень-очень нехорошо.

— Я не…

— Мне нечего больше сказать.

Крол и Пюнд направились к выходу. Миссис Чандлер посторонилась, давая им пройти. Ни один из сыщиков не обернулся.

— Надеюсь, что я поступил правильно, — пробормотал инспектор, пока они спускались по лестнице. — Если Фрэнсиса Пендлтона убили, то Эрик Чандлер может оказаться главным подозреваемым. А по сути дела, единственным. Он находился в доме. И вы слышали, что сказала его мать: он был в одной комнате, она в другой. Это означает, что Филлис и понятия не имела о его местонахождении. Если Эрик считал, что Пендлтон собирается выгнать его за кражу трусов жены или чего там еще, это вполне могло послужить мотивом.

— В ваших словах есть правда, — согласился Пюнд. — Это явно ущербный человек. Жизнь Эрика, я бы сказал, не сложилась во многих смыслах. И все-таки он не производит впечатления склонного к насилию субъекта. На свой извращенный лад он боготворил Мелиссу Джеймс. Убил бы он того, за кем она была замужем?

Они дошли до холла, где к ним, выйдя из гостиной, направился полицейский в форме. Он держал листок исписанной от руки бумаги, помещенный в прозрачную папку для улик.

— Простите, сэр, — произнес полисмен. — Думаю, вам следует на это взглянуть. Мы нашли документ в глубине письменного стола. Он был запрятан среди кучи старых бумаг, его явно стремились убрать с глаз подальше.

Констебль передал письмо Кролу, и тот внимательно его изучил.

— Что же, это способно заставить вас иначе взглянуть на вещи, — негромко сказал он. — Возможно, я все-таки окажусь прав.

Он вручил улику Пюнду. Листок был смят. Это письмо выбросили, не закончив.

— У Мелиссы Джеймс был роман на стороне, и она хотела вычеркнуть Фрэнсиса Пендлтона из своей жизни. — Крол снова взял письмо. — Можете вы предложить иное объяснение?

— Соглашусь с вами, что эта улика, по внешним признакам, выглядит бесспорной. — Пюнд кивнул. — Но даже если и так, старший инспектор, нам предстоит выяснить еще одно важное обстоятельство, прежде чем дело можно будет счесть закрытым.

— Какое же?

— Мелисса Джеймс изменяла мужу. Это вполне очевидно. Вот только с кем?

Что ты здесь делаешь? — спросил доктор Коллинз.

— Вообще-то, тебя дожидаюсь, — ответил Элджернон.

Войдя в кухню Черч-Лодж, Коллинз обнаружил шурина, сидящего за столом и покуривающего сигарету. Саманта помогала викарию готовиться к очередной службе и забрала с собой детей. Ей нравилось, когда они проводили время с ней в церкви. Миссис Митчелл должна была прийти убираться только после обеда. Доктор Коллинз полагал, что находится в доме один.

Элджернона Марша он недолюбливал. Ему было достаточно хорошо известно о его делишках в прошлом и настоящем, и он не радовался визитам шурина. Но в этом, как и во многом другом, уступал Саманте, обладавшей более мягким и отходчивым характером. Леонарду никак не удавалось убедить жену в том, что от Элджернона исходят одни только неприятности, с самого его рождения. Их родители были, надо полагать, провидцами. Они нарекли сына именем, подходящим злодею из мелодрамы, и парень как раз таким и стал.

Сейчас при виде шурина доктор Коллинз ощутил приступ раздражения. Эти двое представляли собой в некотором смысле полную противоположность. Леонард пятнадцать лет работал врачом, сначала в Слау, потом в Тоули, возился с пациентами сутками напролет за плату, которой едва хватало на содержание жены и двоих детей. И никогда не жаловался. Медицина была его призванием — даже во время войны он нес службу в рядах Королевского армейского медкорпуса. Элджернон, разумеется, пороху не нюхал, протирал штаны за бумажной работой в Уайтхолле. И вообще, Марш со своими дорогими костюмами, французской машиной, мутными бизнес-схемами, наверняка придуманными исключительно ради его собственной выгоды, олицетворял новое поколение, вовлекающее страну в эру эгоизма и гедонизма.

Даже манера, в какой Элджернон сидел за столом — за его, Коллинза, столом, — наполняя комнату клубами табачного дыма, выглядела преднамеренно вызывающей. Между прочим, он его к себе в дом не приглашал. Шурин приехал сюда как гость, а теперь ведет себя здесь словно хозяин.