Пожалуйста, только живи! - Ольга Карпович

Теперь у нее не было ничего. Ни семьи, ни сына, ни любимого мужчины. Полная пустота. И вспышки фотокамер перед лицом. Нужно улыбаться, улыбаться, прах вас всех побери. Она ведь наконец добилась успеха, она должна быть счастлива, отчаянно, болезненно, кромешно счастлива.

Подняв голову, Рита увидела в дальнем ряду, позади тянущихся к ней микрофонов, ухмыляющуюся Левкину рожу и улыбнулась ему в ответ. Забавно было: Левка всегда предрекал ей признание и успех, а она с ним спорила. Так что теперь она получалась вроде как проигравшая, хотя и выигравшая.

– Маргарита, – серебристый с черным микрофон перехватила журналистка в узких прямоугольных очках в пластиковой оправе и красном кожаном пиджаке в заклепках. – У вашего романа «Приказано – забыть» открытый финал. Нам так и неизвестно, выжил ли ваш герой, Марк, во время операции по освобождению военнопленных или нет. Скажите, означает ли это, что мы можем рассчитывать на продолжение? Вы сами верите, что Марк выжил?

Ритины пальцы сжались вокруг микрофона. Она почувствовала, как теплый, нагретый ее руками металл вдавливается в кожу. «Вы сами верите, что он выжил?» Допустим, она-то верит, только что это меняет?

Что ей ответить этой припанкованной девице? Что от Марата нет вестей уже больше двух лет? Что она и сама не знает – это потому, что он держит слово и не вторгается в ее жизнь, или… Или просто физически не может с ней связаться, потому что его больше нет? Он обещал ей выжить, но что в этом гребаном мире стоят обещания?

Ее любовь к нему, вспоровшая ей нутро, выпотрошившая и выбросившая безжизненную оболочку, была ее личным наркотиком, особым сортом героина. Обладая достаточно жестким и циничным складом характера, она умудрилась заиметь эту болевую точку, ради которой последовательно приносила в жертву все – юность, надежды, семью, благополучие. Она не жалела ни о чем – ничего не могло быть по-другому, она сама выбрала этот путь – разве что о том, что Марату эти жертвы по большому счету оказались не нужны.

Где он сейчас? Жив ли? Помнит ли о ней? Знает ли о том, что она достигла успеха? Он ведь никогда не интересовался ее писаниной, ни разу не прочитал ни строчки. Он вообще, кажется, не слишком много читал. Ее однажды просто схлестнуло с ним, и она вросла в него всей кожей, костями и кровью, вросла смертельно, намертво. И больше она ничего не может сказать, ничего не знает. Наверное, поэтому у ее романа открытый финал.

Рита с усилием растянула губы в улыбке и ответила:

– Понимаете ли, герои – пресволочнейшие существа. Ты придумываешь их, вкладываешь душу, мысли. Ум, честь и совесть, так сказать. А они, только ощутив почву под ногами, принимаются с тобой воевать и не остановятся, пока полностью не выйдут из-под контроля. У них, подлецов этаких, оказывается собственное мнение. Они лучше тебя знают, что им делать и как жить. Поэтому… Что я могу вам ответить. Верю ли я, что Марк жив? Верю! Но появится ли он снова… Это зависит только от него.

Она кивнула заинтересованно блестевшей очками журналистке и перевела взгляд, как бы показывая, что ее ответ на вопрос завершен и она готова к следующему.

Прозвучало еще несколько вопросов. Творческие планы, над чем сейчас работаете, как отнесетесь, если ваш роман захотят экранизировать. Она терпеливо отвечала на все, улыбаясь и благодаря за отзывы. Затем пресс-конференция окончилась, приглашенные сгрудились вокруг ее стола, и Рита, вооружившись ручкой, стала подписывать книжки, раздавать автографы и принимать поздравления. Только когда ее правая рука онемела, а толпа вокруг стола начала редеть, Рита снова увидела Левку, все так же сидевшего позади, на металлическом стуле. И увиденное ей категорически не понравилось.

Левка сидел как-то надломленно, завалившись на один бок, и машинально тер раскрытой ладонью левую часть груди под бирюзовой шелковой рубашкой. Рита различила, что лицо его обморочно побледнело, губы и подглазья отливают нежной голубизной, а на висках выступила испарина. Она с силой вдохнула и закашлялась, подавившись воздухом. «Торчок проклятый, передознулся все-таки!»

Конечно, для нее не было секретом, что сраный ублюдок Артур подсказал Левке замечательную идею – снимать стресс наркотой. А тот, все мечтая излечить своего гениального мальчика, решил, видимо, сам распробовать, чем же таким он так безнадежно болеет. Рита, в общем, и сама не так давно пыталась приобщиться к этому славному успокоительному. Но, испуганная тем, что прямо на ее глазах творилось с Левкой, отказалась от этой идеи.

Но все же… Все же ей никогда в голову не приходило, что Левка позволит этому увлечению выйти из-под контроля. Он ведь взрослый человек, не прыщавый подросток, загибающийся от передоза в подворотне. У него достаточно опыта и силы воли, чтобы держать все под контролем. Так ей казалось до сих пор. И что теперь? Оказывается, все это была лажа, самоуспокоение?

– Извините, – резко бросила она все еще кучковавшимся вокруг стола желающим получить автограф, поднялась и быстро двинулась к Левке.

Тот тяжело дышал, стиснув зубы, и, кажется, прикладывал невероятные усилия, чтобы не сползти со стула на пол. Гомон, царивший за ее спиной, затих. Кажется, до сих пор никто и не обращал внимания на Беликова, и только теперь, когда к нему приблизилась Рита, на него уставились сразу десятки пар глаз.

– «Скорую», быстро! – рявкнула она, не оборачиваясь и так зная, что все взгляды в этой комнате прикованы к ней. – Кто-нибудь, позвоните в «Скорую»!

Затем Рита наклонилась к Левке, стиснув пальцами его плечи. Черт, одни кости, обтянутые истончившейся почти до состояния папиросной бумаги кожей. Когда он успел так сильно сдать? Да он же едва держится! Куда она смотрела все это время, идиотка проклятая? Слишком занята была своими страданиями?

– Придурок, посмотри на меня! Что ты употреблял? – процедила она сквозь зубы. – Говори быстро, чтобы я знала, что сказать врачу.

Левка помотал головой, и Рита, не желая слушать его возражений, заговорила снова:

– Не вздумай мне пургу гнать, слышишь? Говори правду! С милицией, если надо будет, я разберусь, главное, чтоб врачи точно знали, от чего тебя откачивать.

– Я не вмазывался сегодня… Гретхен… клянусь… – Дыхание вырывалось у него со свистом сквозь сомкнутые, выстукивающие дробь зубы. – Не знаю, что это… душно… голова кружится… Что-то с сердцем?

Рита смерила его подозрительным взглядом. Заметив, что Левка «поплыл», взгляд его почти расфокусировался, а тело начало обмякать под ее руками, она коротко встряхнула его и проговорила насмешливо, изо всех сил стараясь подавить в голосе дрожь:

– Ага, давай, загнись тут от инфаркта! Завтра же во всех газетах напишут, что на моей пресс-конфе кто-то окочурился от восхищения. Отличная реклама!

Левка попытался улыбнуться синими прыгающими губами. И почему-то именно от этого Рите стало так отчаянно страшно, что захотелось взвыть в голос и броситься прочь из этого зала, закрыв глаза.

«Скорая» появилась через пятнадцать минут. Суровая тетка в зеленом форменном костюме осмотрела Левку, померила давление, что-то вколола ему в вену и скомандовала топтавшимся за ее спиной ассистентам: