Земля войны - Юлия Латынина

– Налево! – крикнул Асхаб. «Нива» свернула налево, потом еще раз направо, и мордой вынесла зеленые, гнилого дерева ворота. Грузовик заскочил вслед за ней.

Они оказались в казенного вида сквере, с двумя трехэтажными зданиями справа и слева. Здания были выкрашены одинаковой серой краской, и разница между ними была только та, что у здания справа не было никаких дверей, а у здания слева у самого цоколя была белая крашеная дверь. Асхаб выскочил из «Нивы» и тут же тяжело рухнул на землю: его зацепило на перекрестке.

– Туда! – закричал Асхаб.

Через две секунды боевики вынесли белую дверь и ворвались внутрь. Внутри начинался провонявший карболкой коридор. Арсаев отпихнул ногой больничную каталку.

На шум в коридор выскочил перепуганный врач в салатного цвета халате. Сказал «ой» и стал сползать по стеночке.

С улицы донесся шум мотора и беспорядочная стрельба;. В коридор внесли племянника Вахи, раненого еще полчаса назад. Двое боевиков положили его на каталку. Арсаев соскреб салатного врача с пола, врезал ему как следует и сказал:

– Быстро. В операционную.

Врач повис на стенке и мелко-мелко дрожал ресницами.

Арсаев бросился на второй этаж. Его люди уже бежали по коридору, вышибая окна и палили вниз, пытаясь достать прячущихся за оградой людей.

Ваха вышиб ногой дверь в одну из палат и заскочил внутрь. В первую секунду он не заметил ничего странного. Это была обычная больничная палата, с белеными стенами, деревянным полом, и нестерпимым запахом хлорки. В палате было шесть пациенток. Стрельба как раз разбудила их, кто-то из женщин включил свет, и четверо из них, проснувшись, пялились на заляпанного кровью бородача в камуфляже.

Как ни странно, ни одна из женщин ни закричала. Ваха молча смотрел на них, и понимал, что что-то в этой истории ужасно не так. Потом он подошел к одной из спящих женщин и дулом автомата сдернул с нее бугрящееся на животе одеяло.

Под одеялом обнаружилась рубашка, а под задравшейся рубашкой – живот, сизый, весь в каких-то молочных прожилках, такой огромный, что было удивительно, как он не лопнет.

Ваха стоял, открыв рот, и молча смотрел на женщину. Ноги у него от ужаса стали ватными. Он только сейчас понял, что они захватили.

И только потом одна из рожениц, за спиной Вахи, пронзительно закричала по-чеченски.

* * *

Когда Джамалудин вместе с Аргуновым подбежали к казенному скверику, «Урал» с террористами уже стоял внутри. Хаген, распластавшись за каменным предплечьем чугунной ограды, высаживал короткие очереди по окну второго этажа. Джип, из которого выкатился Ариец, задрал колесо над дорогой, так, словно хотел справить нужду, и походил на решето.

– Прекратить стрельбу! – заорал Аргунов, – там заложники!

Пуля взбила прелые листья под ногами Джамалудина, он нырнул под защиту ограды и по-собачьи пополз вперед. Он кувырком перекатился через простреливаемое пространство снесенных ворот, больно ударился при приземлении об ушко канализационного люка, и бросился влево, туда, где заворачивающаяся углом ограда отделяла одно трехэтажное здание от другого.

Аргунов и еще один «альфовец» последовали за ним.

Джамалудин добрался до места, где чугунная решетка упиралась в маленькое желтое здание, привалился затылком к стене и сказал:

– Асхаб.

– Что?

– Асхаб Хасанов. Ему чуть не вынесло позвоночник в Грозном. Он коммерческий директор в этой больнице.

Аргунов посмотрел на него искоса, как будто хотел спросить, за каких хреном в этой республике боевиков назначают директорами больниц, но решил не нарываться.

Джамалудин с полминуты сидел неподвижно. Аргунов пинком ноги выбил дверь в желтом домике, сунулся туда автоматом и заорал:

– Есть кто? Выматыватесь!

Ответом ему была полная тишина, и в ноздри «альфовца» шибанул неприятный запах. Полковник включил свет и обнаружил, что он стоит на пороге полуподвала, и в конце этого полуподвала – большая железная дверь. Аргунов подошел к двери и рванул ее на себя.

За дверью был холодильник, а в холодильнике – обнаженные мертвые тела. По старой российской привычке, они не были разложены по пакетам, а так и лежали вповалку, как смерзшиеся курицы на прилавке. «Ни фига себе предзнаменованьице», – мелькнуло в мозгу у федерала, и он поскорее выбрался на свежий воздух. По крайней мере, было ясно, что обитателей желтого домика эвакуировать не надо.

Джамалудин по-прежнему сидел, привалившись спиной к моргу. Спиртное выветрилось из него совершенно, но голова стала чугунной, и каждая мысль ворочалась в ней, как гвоздь в ране. Руки его слегка тряслись. Он вылакал стакан водки, и это было очень много для худощавого человека, который последний раз пил перед абхазской войной. У Джамалудина было такое ощущение, что его сейчас вывернет наизнанку, и он сдерживался, только чтобы не опозориться.

– Пошли, – сказал Джамалудин, когда Аргунов появился из дверей морга.

– Куда? – не понял полковник.

– Я – туда. Через окно. А ты меня прикрой.

Аргунов открыл рот и закрыл его. В сумасшедшем приказе аварца был некий резон. Чем больше времени дать террористам на то, чтобы закрепиться в здании, тем тяжелей потом будет штурм. Заскочив в больницу вслед за боевиками, они рискуют своей шкурой гораздо больше, чем заложниками. Аргунов был храбрый человек и не боялся умереть. Но он с ужасом подумал о том, что сделают с ним за необдуманный штурм больницы без плана и без приказа.

– Ты с ума сошел. Та м по крайней мере сорок бойцов.

– А когда они развесят взрывчатку, там будет двести заложников. Пошли. Я приказываю.

– Я не твой рядовой, – ответил Аргунов.

С фасада затрещали новые выстрелы, и Аргунов увидел трех парней в свитерах и брюках, бегущих вдоль ограды по их стороне. Видимо, это тоже были местные.

Кто-то выпустил целую очередь по «Уралу», на котором приехали террористы. Зазвенели, осыпаясь, стекла кабины, а потом одна из пуль попала в бензобак, и грузовик загорелся.

– Хорошо, – сказал Джамалудин, – иди выведи людей из роддома. Шапи, позвони насчет «скорых».

Чтобы найти дверь в это чертово здание, Аргунову пришлось петлять меж деревьев. По счастью, боевики не особенно палили вслед. Полковник обогнул торец дома, заскочил на крыльцо, и оказался в длинном белом коридоре, прямо от входа заставленном каталками и кроватями. Из палат выглядывали встревоженные лица; Аргунову почему-то запомнилось одно: восьмидесятилетнего старика с белой, как пенопласт, бородой, и гладко выбритым под папаху черепом. Холодея, Аргунов оглянулся на латунную табличку, прибитую тут же, у входа, и скорее понял, чем прочитал на ней слова: «городская больница № 1». «Если это городская больница, то что же захватили боевики?» – молнией пронеслось у него в голове.

И словно в ответ на этот вопрос где-то по ту сторону дома расскочилось стекло, и хриплый мужской голос заорал на две улицы. Орал он почему-то на чистейшем русском: