Каратель - Иван Тропов

Но рыжий, кажется, понял.

– Нет, Дим, – покачал он головой. – Лучше тоже пошли, если она сегодня такая… На нее иногда находит. Она когда такая, ее можно и не заметить. То из куста вылезет, то из-за угла наскочит. Правда, какая-то незаметная… И психованная. Ходит все, вынюхивает что-то, а потом такое устроит, если попадешься…

Я обернулся, почувствовав взгляд. Катя вопросительно вскинула брови – слышал? понял? – и дернула подбородком назад. Заскользила прочь от края полянки.

Я вздохнул. Еще раз посмотрел вперед. Я уже разглядел за стволами по ту сторону полянки – и оранжевые дорожки для построений, посыпанные битым кирпичом, посреди идеальных газонов, и такой же оранжевый маленький плац с флагштоком посредине… Стена кустов за ними, а дальше и вбок уже и первые домики под красной черепицей. И никакого забора с этой стороны.

И совсем ведь близко уже, рукой подать…

Мальчишки шустро уходили в ту сторону. Ветерок крепчал, тянул теперь не в лицо, а сбоку, дунул со спины – и тут же за земляным колесом заворчало. Тихо, но на этот раз действительно зло. И долго. Рычание длилось, пока не стих порыв ветра.

Дикая не дикая, а тех ребят она явно за своих держит… Не то что нас.

Эх, ветерок, ветерок, и ты против нас сегодня… Я бросил взгляд на красную крышу, такую близкую, и стал отступать за Катей.

Его не было слишком долго.

Я отгибал тяжелую портьеру и припадал к окну всякий раз, как различал шум машины. Но уже село солнце, уже окончательно стемнело…

Наконец подъехал. Выключил мотор, но не вылезал из машины. Я следил за ним минуту, вторую, а он все сидел. Я видел его лицо за лобовым стеклом, застывшее и пустое, неподвижное так долго, что… Если там, у дома, его ждали… Но нет.

Он тряхнул головой. Медленно, но решительно выбрался из машины. От души врезал дверцей, тяжело огляделся и зашагал к крыльцу. По-прежнему медленно, но это не была усталая рассеянность.

Я вдруг понял, что неподвижность в машине – это было не марионеточное оцепенение. Он что-то решал. Выбирал между плохо и еще хуже. Потому что что-то надо было выбрать, прежде чем двигаться дальше.

И он выбрал. Через минуту он влез в наш закуток, плюхнулся на диванчик и откинулся на спинку, бессильно закинув голову, так что затылок глухо ткнулся в дубовую панель. Уставился в потолок:

На его лице была усталость, но не было безразличия.

Да, он что-то решил.

Катя молчала. Я молчал.

– Да, она могла взять его еще нормальным, – сказал Виктор. – Скорее всего.

– Две недели… – пробормотала Катя. Она снова глядела на свои руки, снова крутила кольцо на пальце.

И я знал, о чем она думает. Чертова сука смогла объездить ее Олега. И собирается повторить это же со Стариком.

А две недели – это много. Даже час много рядом с чертовой сукой. С самой слабенькой из паучих. А две недели рядом с той гривастой тварью…

– Но он был все еще в комнате для заключенных, – сказал я. – Она его еще не сломала. Его еще можно вернуть!

– Не сломала три дня назад, – жестко заметила Катя.

– Его еще можно вернуть.

– Но нам его не вытащить, – сказал Виктор.

– Вытащим! – сказал я. – Убьем ее здесь…

– Не сможем! Без разведки, без подготовки, без полной уверенности, что возьмем ее наверняка нельзя туда соваться! В это новолуние мы уже не успеем. А к следующему…

А к следующему вытаскивать будет уже некого. Три дня назад Старик еще держался. Может быть, и сейчас еще держится. Но через месяц еще…

– Значит, пойдем без подготовки, – сказал я.

– Нет.

– У нее Старик!

– Ты мне это говоришь?.. – Он смотрел мне в глаза, он не отводил взгляд. – Нет. Слишком опасно. Нет!

– Даже ради Старика?

– Даже ради Старика.

Я оскалился от отвращения, и он ответил мне такой же брезгливой гримасой.

– Дур-рак! Ты думаешь, верность Старику – это драться с этой сукой здесь, несмотря ни на что? Тупое бесстрашие? Это будет твоя верность Старику?! С гордо поднятой головой и мужественно сжатыми челюстями броситься под каток?!

– Ребята… – попросила Катя.

– Бессмысленно подохнуть здесь – вместо того чтобы делать то, что ты должен делать? Что мы должны делать! Должны Старику!

– Вить… – почти взмолилась Катя.

Виктор, набычившись, оглянулся на нее, но все-таки взял себя в руки. Когда он посмотрел на меня, в его голосе осталось лишь усталое презрение и досада. Ему опять приходилось объяснять мне очевидное.

– Кроме тела Старика есть еще его дело. И это важнее. Это для самого Старика было важнее! Держать несколько человек, которые знают! Знают и могут! Сами могут охотиться на чертовых сук… и могут обучить этому других. Новых. Чтобы ниточка не оборвалась случайно. Чтобы всегда оставался кто-то, кто может продолжить, даже если остальные попались. Кто-то, кто может начать все заново… Ты подумал, что будет, если она нас всех здесь завалит?

– Но есть же шанс вытащить его! Убить эту тварь здесь и вытащить Старика из ее поселка! Если кому-то и начинать все заново, так это ему!

– Да, шанс есть. Шанс есть всегда и во всем! Но сейчас он слишком мал. А теперь подумай, что ты ставишь на чаши весов. Если все получится, прекрасно. Но если нет? Если что-то пойдет не так? Что тогда? Она нас раздавит. И Старика и нас. Всех. И тебя, и меня, и Катьку. Не останется никого. Понимаешь? Никого. Некому будет убить эту дрянь. И некому будет убивать других таких же. И некому будет набрать и обучить новичков. Некому.

– Но у нее Старик…

– Да, у нее Старик. А ты не подумал, что было бы важнее самому Старику? Его жизнь или его дело? Если бы сейчас решал не ты, а он?.. Представь. Старик на нашем месте. А ты там. Полез бы он тебя вытаскивать, рискуя всеми остальными?

Я открыл рот… Но так ничего и не сказал. Потому что… Не знаю.

Я вдруг представил Старика, его холодный взгляд, всегда такой жесткий, когда доходило до дела и надо было принимать окончательное решение, и…

Не знаю.

– Вот то-то же, Храмовник.

– Может быть. – Может быть, ты и прав. На словах ты часто бываешь прав… – Но я эту суку достану. Я ей Старика не оставлю.

– Нет. Риск слишком велик.

– Но шанс есть. И я пойду.

– Никуда ты не пойдешь!

– Я пойду. За свою жизнь я отвечаю сам.

Он оскалился от досады.

– Нет, ты все-таки не понимаешь, маленькое, тупое чудовище… Дело не в том, что ты будешь рисковать своей жизнью. По большому счету, нам с мирозданием плевать на твою жизнь… Но если ты завалишься, то ты накроешь и нас. Она ведь не сразу убьет тебя, а сначала распотрошит! А теперь ты знаешь, что мы живы и никуда не бежали. И кто мы такие. И что собираемся делать! Это ты понимаешь? Она больше не сунется сюда всего на одной машине. Она больше вообще никуда не сунется без эскорта в пяток машин и дюжины пурпурных… – Он прищурился, ловя мой взгляд как в капкан, и еще жестче договорил: – Никогда и никуда – до тех пор пока не отловит нас! А она будет ждать, что мы сунемся к ней. И не просто ждать. Она будет нас ловить! И она, и все ее пурпурные. И, может быть, слуги ее подружек… Это ты понимаешь? Она будет точно знать, кого искать! Уже не мы ее, а она будет нас ловить! А сейчас она ничего не знает! Ни про то, что мы знаем, где ее водопой, ни про то, что мы вообще еще здесь, вьемся вокруг нее. Про Катьку вообще ничего не знает! Понимаешь? Пока у нас есть шанс! Когда мы здесь все осмотрим, изучим, подготовимся, мы сможем прибить ее здесь наверняка. Это единственный реальный шанс добраться до нее! Этот водопой. И мне плевать на твою жизнь, Храмовник, но мне не плевать на этот шанс. А если она тебя поймает, мы и этого лишимся. Единственного реального шанса достать ее!