Танки решают все! Битва за будущее - Константин Мзареулов

— Не знаю, что и сказать…

— А я знаю! Мы наносим отвлекающий удар, чтобы оттянуть на себя часть сил противника из Севастополя и Керчи. Вот и бросили сюда тех, кого не жалко — второсортную пехоту и полковника, который за первый год войны две дивизии загубил. Непонятно только, за какие грехи смертные тебя сюда послали.

Часов начал догадываться, что попал на феодосийский плацдарм случайно, из-за Мехлисова самодурства, а на самом деле 87-й ТТПП планировалось высадить где-то в другом месте. Вероятнее всего, в районе Керчи. Однако попал он именно сюда, то есть воевать должен тоже здесь, а главное тут направление или отвлекающие действия — значения не имеет. Гораздо сильнее майора смутили слова Краснобородова про бригады второго сорта.

— Совсем необстрелянные солдаты? — переспросил он.

— Ну, не то чтобы совсем… — полковник отмахнулся. — Ты закусывай.

Закуска была богатая — миска соленых огурцов, помидоров и квашеной капусты. Рядом на обрывке газеты лежали ломти домашнего сала. Прожевав сочный зеленый помидор, Алексей повторил вопрос. Комкор нехотя напомнил о национальных дивизиях, формировавшихся нынешним летом из не слишком обученных призывников окраинных республик Кавказа и Средней Азии. Соединения воевали плохо, неумелые солдаты гибли сотнями, многие не считали зазорным сдаться в плен или просто дезертировать. После осенних боев на южном направлении от грузинской, армянской и двух азербайджанских дивизии осталось примерно три тысячи бойцов. Их отвели в родные места, пополнили примерно таким же числом земляков-новобранцев и добавили остатки двух дивизий, укомплектованных жителями южнорусских областей.

— Я ждал чего-нибудь похуже, — с некоторым облегчением признался Часов. — Из такого контингента можно сколотить нормальную часть.

— Не хватило времени. Среди них есть неплохой народ, особенно — городские мужики. Из деревенских много таких, кто по-русски ни слова не понимает. Те, которые побывали на фронте, пытаются передать свой опыт. Но там еще национальные проблемы, ведь эти племена не сильно любят друг дружку… В общем, не надо ждать от них особого боевого духа — в атаку толпой побегут, но при первой возможности постараются залечь, и хрен ты их снова поднимешь.

— В бой не рвутся и к военному делу не особо пригодны, — резюмировал Алексей. — Тем не менее других солдат у нас не имеется. Показывай обстановку и ставь задачу.

С отвращением осмотрев дно пустой кружки, Краснобородов почесал седую щетину на горле и тоскливо признался, что задача соединения за последние пять часов менялась несколько раз.

— По первоначальной диспозиции от меня требовалось удерживать район Феодосии, одновременно продвигаясь на север, чтобы перерезать Парпачский перешеек, самое узкое место Крыма, и тем самым отсечь Керченский полуостров. Утром штаб фронта прислал новую диспозицию: продвигаться в западном направлении — на Судак и Новый Крым. Потом стало ясно, что немцы вот-вот ликвидируют все плацдармы возле Керчи и Камыш-Буруна. Мне приказали срочно двигаться на северо-восток и нанести удар в тыл 42-му немецкому корпусу генерала Шпонека. Ничего глупее придумать нельзя, потому как прорвать румынскую оборону мы, конечно, сумеем, однако потом придется почти сутки шагать по Керченскому шоссе. Кого немцы в течение дня с воздуха не положат, тех вечером встретят на подготовленных позициях. Сам должен понимать молодой-красивый.

— Чего уж не понять, — Часов решительно отобрал у полковника флягу и завинтил крышечку. — У нас приказ — разгромить корпус, а решение на бой принимать тебе. Лично мне очевидно, что надо наступать на север.

Скользнув по собеседнику тусклым усталым взглядом, комкор тихо сказал: дескать, лучшим решением сейчас было бы бросить подвижные силы на Симферополь, и тогда не только 42-й армейский корпус, но вся 11-я армия противника окажется в глубокой заднице.

— Увы, молодой-красивый, силенок не хватит… Краснобородов решительно встал. — Ты прав — если пробежим эти тридцать верст по перешейку, то запрем весь корпус в мышеловку. Пошли в оперативный отдел.

На бумаге, как водится, получалось, гладко. Противник удерживал периметр феодосийского плацдарма силами двух румынских бригад — 4-й горной и 8-й кавалерийской, сильно потрепанных в двухдневных боях за город. Мыслилось, что после короткой артподготовки лавина танков легко прошибет позиции кавалеристов, «черные дьяволы» ворвутся во вражеские окопы, уничтожая деморализованную живую силу, а 194-я стрелковая бригада и 68-й казачий кавполк, не ввязываясь в бой, войдут в прорыв вслед за танками. Тем временем 197-я стрелковая бригада будет удерживать Феодосию, а при благоприятном развитии событий постарается побить 4-ю горную бригаду противника. От ударной группы требовалось ускоренным маршем продвинуться вдоль железной дороги на 10–12 км к северу и овладеть большой деревней Владиславовка, возле которой сходились шоссейные и рельсовые пути. Дальше к северу на берегу Азовского моря находилась деревня Ак-Манай, но там уже высадился воздушный десант — парашютисты разбили румынский гарнизон и захватили батарею береговой обороны. Общее командование группой прорыв комкор возложил на своего заместителя полковника Яковенко.

— Таким образом, взяв Владиславовку, мы отрежем немецкие войска в восточной части Крыма, — провозгласил Краснобородов. — После этого графу фон Шпонеку не останется иного выхода, кроме как вывести части из Керчи и попытаться выбить нас с этой дороги. Так что, Яковенко, заняв деревню, немедленно налаживай круговую оборону, ставь минные поля, танковые засады, ну и все, как положено, чтобы встретить дорогих гостей, с какой бы стороны те ни пожаловали.

Для сохранения секретности в радиопереговорах командирам подразделений было строго наказано использовать кодовые названия. Отныне Владиславовку надлежало именовать Симферополем, селение Парпач — Ялтой, Ак-Манай — Бахчисараем.

Вернувшись в полк, Алексей вручил начальнику штаба карту и, собрав комбатов и ротных, поставил задачу. Козырнув, Низкохат увел разведвзвод на передовую — уточнять положение противника на участке прорыва.

Выдвигаться в выжидательный район пришлось, как в той комсомольской песне, под грохот канонады. Услышав гудение множества моторов, противник принялся палить наугад из гаубиц и минометов. Время от времени со стороны вражеских окопов начиналась хаотичная винтовочно-пулеметная стрельба. Гаубичный полк 31-го корпуса не оставался в долгу, приступив к обработке румынских окопов осколочно-фугасными снарядами.

Расположиться в полутора десятках километров от передовой, как предписывали наставления, возможности не представилось — море и линию соприкосновения с противником разделяло втрое меньшее расстояние. Тяжелые танки кое-как разместились сразу за траншеями переднего края, а легкими Т-26, пехотой и артиллерией были забиты улицы на окраине города, где валялись слегка присыпанные снегом трупы немцев, убитых в ночь высадки десанта. Судя по всему, захваченные врасплох враги выскакивали из домов полуголыми, навстречу штыкам и пулям морских пехотинцев.

Лежа на горбе высоты 43.8, Часов невольно дергался от каждого разрыва: на тесном участке было сосредоточено слишком много войск, и даже неприцельная стрельба по площадям означала неизбежные потери. Тем не менее отвлекаться на печальные мысли, равно как и на изредка рвавшиеся поблизости снаряды, не было времени — за четверть часа они с Низкохатом и Зарембой скрупулезно пометили на схеме местности позиции неприятельских батарей, пулеметные гнезда, примерное расположение опорных пунктов. Занимавший соседний окоп офицер-наводчик выкрикивал в телефонную трубку невнятные артиллерийские ругательства. Уже сползая с высоты, Часов заметил, что корпусные пушкари переносят огонь на цели в глубине.