Юрий Долгорукий - Алексей Карпов

Победа над Глебом вдохновила нового киевского князя. «Ростислав же то слышав, нача гадати с братьею своею пойти Чернигову на Изяслава на Давыдовича». Целью похода было не допустить объединения черниговских князей с Юрием Долгоруким. О последнем к тому времени стало достоверно известно, что он собирает свои войска в Суздальской земле и готовится выступить к Киеву в союзе с черниговским Изяславом. «Абы ны упередити Дюргя, — рассуждал Ростислав перед дружиной. — Любо и проженем (изгоним. — А.К.), любо примирим к собе». Князь даже не стал заезжать в Киев. Соединившись с племянниками — «сестричичем» Святославом Всеволодовичем и «братаничем» Мстиславом Изяславичем, — а также с торками (которых, правда, пришло немного), он переправился через Днепр у Вышгорода и остановился здесь, «скупливая дружину свою». Была середина зимы 1154/55 года — самый конец декабря или, скорее, начало января. И вот на следующее утро после перехода Днепра в лагерь к князю прибыл гонец из Клева с сокрушительным известием: ночью, под утро, в Киеве умер князь Вячеслав Владимирович. Еще накануне он был «добр и здоров», вечером пировал с дружиной, «и шел спать здоров; якоже легл, тако боле того не въстал, ту и Бог поял».

Ростислав покинул дружину и отправился в Киев. «И тако плакася по отци своем, и проводи его до гроба с честью великою с множьством народа, и положиша у Святыя Софья, идеже лежить Ярослав, прадед его, и Володимир, отець его». На княжеском, «Ярославлем», дворе Ростислав созвал дружину почившего князя, а также его тиунов и ключников. Были принесены сокровища покойного — «порты, и золото, и серебро». Ростислав приказал раздать все по монастырям, и по церквам, «и по затвором, и нищим»; себе же оставил один только крестик, «на благословление». После этого, захватив «прок дружины Вячеславли», князь отправился на ту сторону Днепра, к ожидавшему его войску.

Предстояло решить, что делать дальше. Смерть Вячеслава Владимировича сильно осложнила положение Ростислава в Киеве. Система «дуумвирата», при которой «старейшинство» дяди служило надежным прикрытием реальной власти племянника, была разрушена. Теперь Ростиславу для отстаивания своих прав приходилось опираться исключительно на военную силу. Между тем, в отличие от старшего брата, он не был прирожденным полководцем. («Яз люблю, брате, мир», — как мы помним, говорил он Изяславу.) Но ситуация сложилась парадоксальная — поставленный в непривычные для себя условия, Ростислав выбрал неверную линию поведения, отдав предпочтение нелюбимой войне перед привычным и любимым миром.

Созвав на совет племянников Святослава Всеволодовича и Мстислава Изяславича, а также сына Святослава и своих «мужей», Ростислав Мстиславич «нача думати… хотя пойти Чернигову». Бояре принялись отговаривать князя, предлагая ему сначала заключить новый «ряд» с киевлянами — уже в качестве полновластного князя: «Ты ся еси еще с людми [в] Киеве не утвердил. А поеди лепле в Киев же, с людми утвердися. Да аче стрыи придеть на тя Дюрги, поне ты ся с людми утвердил будеши, годно ти ся с ним умирити, умиришися; пакы ли, а рать зачнеши с ним». Однако князь не внял этому вполне разумному совету. Понимая неизбежность войны с Юрием, он решил все же исполнить намеченное: опередить дядю и вывести из игры его черниговского союзника.

Войска двинулись к Чернигову. Остановились на реке Белоус (Боловес), откуда Ростислав послал к Изяславу Давидовичу с предложением мира. «Целуй нама хрест, — потребовал он от черниговского князя. — Ты в отцине своей Чернигове седи, а мы у Киеве будем». Но Изяслав Давыдович уже изготовился к войне, а потому отверг мирные предложения Ростислава. Он надеялся на союз с Юрием, а конкретнее — на половцев князя Глеба Юрьевича, к которому заблаговременно обратился с просьбой о помощи. «Оже есте на мя пришли, — отвечал он князьям, — а како ми с вами Бог дасть». И действительно, заключать мир с противником, вторгшимся в пределы его княжества, было бы унижением для князя.

Тем временем Глеб Юрьевич со своими половцами подоспел к Чернигову. Объединенная черниговско-половецкая рать выступила из города и также подошла к Белоусу. Здесь и должно было разыграться сражение, в котором решалась судьба Киева. Войска разделяло замерзшее русло реки. Передовые части обеих ратей, «стрельцы», начали перестреливаться через реку, что всегда предшествовало самой битве. Но оказалось, что Ростислав привел слишком мало войск. Князь дрогнул в самый неподходящий момент, когда от его выдержки и хладнокровия зависел успех всего дела. Напуганный численным превосходством половцев, он стал просить у Изяслава Давыдовича мир, причем на этот раз выразил готовность не только уступить ему Киев, но и отказаться от «отчего» Переяславля в пользу Глеба Юрьевича.

Это походило на капитуляцию. Известие об условиях, предложенных Ростиславом, возмутило прежде всего переяславского князя Мстислава Изяславича: ведь дядя беззастенчиво распоряжался городом, переданным ему отцом! «Да ни мне будет Переяславля, ни тобе Киева!» — с такими словами Мстислав покинул поле сражения: «повороти конь… под собою с дружиною своею от стрыя своего». За переяславцами последовала и часть войска Ростислава.

Замешательством в стане противника немедленно воспользовались половцы. Всякие переговоры между князьями были прекращены. Половцы обрушились на отступающих, «объехали» и полк Ростислава, и полк Мстислава, двинувшийся со своих позиций. Дезорганизованные войска союзников выдержать этот натиск уже не могли. Побоище продолжалось два дня. «И побегоша вси Ростиславли вой, и многи избиша, а другых многое множьство изоимаша, и разбегошася князи и дружина Ростиславля, и Святославля, и Мьстиславля…»

Князь Ростислав Мстиславич едва не оказался в плену: под ним убили коня, самого его окружили ратные. Выручил князя сын Святослав: «заступи отца своего, и поча ся бити и за ним, и ту скупися дружины неколико около его». Ростиславу подвели коня; он сумел выбраться невредимым, переправился через Днепр ниже Любеча и убежал в Смоленск. Его самостоятельное княжение в Киеве продолжалось всего неделю. Святослав Ростиславич спасся вместе со своим двоюродным братом Мстиславом Изяславичем: оба бежали к Киеву. Затем Мстислав спешно отправился в Переяславль, схватил жену и детей и, чудом избежав половцев, устремился в Луцк, где встретился с братом Ярославом.

Еще одному князю, участвовавшему в сражении, Святославу Всеволодовичу, повезло меньше. Он все-таки попал в плен к половцам — между прочим, первым из русских князей. По рассказу позднейшей Никоновской летописи, вместе с ним в плену оказались его бояре Роман Судиславич и Добрыня Федорович (их имена из других источников неизвестны); «и иных бояр его яша, а иных многих избиша над ним, егда имаху его половци». Старые половецкие связи князю не помогли: половцы согласились отпустить его только за большой выкуп. Необходимую сумму уплатил князь Изяслав Давыдович вместе с супругой. Они вообще проявили в те дни немалую щедрость: на собственные средства выкупили из половецкого плена многих других русских, захваченных в том бою. Надо полагать, таким способом черниговский князь попытался хоть как-то загладить свою вину за наведение «поганых» на Русскую землю и пролитую христианскую кровь.

Побоище на Белоусе имело тяжелейшие последствия для южнорусских земель. Особенно пострадали Переяславль и округа: половцы сожгли и разграбили все села близ города «и много зла створиша». Была сожжена даже Альтинская «божница» Святых Бориса и Глеба, построенная Владимиром Мономахом. Половецкое нашествие затронуло и Киев, и другие города Южной Руси.