Октавиус - Эрнест Марцелл

Через полчаса, когда огонь уже весело потрескивал в сооруженной из бочки печке, а дым уходил в приоткрытое окно, я, сидя на рюкзаке и протянув к печи ноги, потягивал горячий чай из котелка, чувствуя, как тепло приятно разливается по телу. Хотя согрел меня не столько чай, сколько фляга Жорика с хорошим спиртом, которому сейчас я был рад как никогда.

Огонь багровым, колеблющимся светом озарял лица сгрудившихся вокруг костра ребят. Мы, посмеиваясь друг над другом, перебрасывались шутками, протягивая друг другу то нож, то открытую консервную банку, то ломоть хлеба. Мокрые наши пожитки висели вокруг, развешанные где только возможно было это сделать. Не всем из нас посчастливилось переодеться в сухое – у кого-то все промокло насквозь, в том числе у меня и Хельги. Отсутствие должного опыта лишило меня вообще хоть каких-нибудь сухих вещей, Хельгу же подвел ее хваленый фирменный рюкзак, якобы непромокаемый, но не выдержавший испытания русским ливнем. Теперь она, одетая в чужой свитер и джинсы, превышавшие ее комплекцию на несколько размеров, сидела, поджав под себя ноги, в старом, притащенном откуда-то заплесневелом кресле. Остальные расположились кто на собственных рюкзаках, брошенных на пол, кто на обломках парт и деревянных чурбанах…

– Нет, – сказал Виктор, как всегда самый ярый оптимист из нас всех. – Сегодняшняя ночевка – просто рай по сравнению с той…

И он завел длинный рассказ про то, как ему с компанией приятелей, будучи застигнутым непогодой на голых скалах на Алтае, пришлось как тараканам забиться в щели между камнями и, промокшим насквозь, трясясь от холода и сырости, с нетерпением ждать рассвета. Все сочувственно слушали, однако через полчаса я почувствовал уже тоску смертную и от скуки поднял с пола пожелтевший листок газеты. Это была не то страница какого-то старого журнала, не то лист энциклопедии – жухлый, едва не рассыпавшийся в руках.

– Ишь ты, какая штука здесь нашлась! – сказал я, поднося листок к свету от огня. Все как по команде уставились на меня. – Семидесятых годов, наверное. Ну-ка, что тут написано…

– Круто, – сказала Вера, еще одна барышня в нашем коллективе. – Дай-ка взглянуть…

Листок начал перекочевывать из рук в руки.

– К Исландии и Гренландии к началу войны были стянуты большие соединения германских субмарин, – сказал Стас. – Гитлер хотел организовать морскую блокаду Великобритании…

– А я была в Исландии, – сказала Хельга. – Год назад. Ездила в Рейкьявик. Красивые места, надо сказать… Хотите фотки взглянуть?

И, не дожидаясь ответа, вытащила из рюкзака планшетку, закупоренную в такой чехол, что ее без труда можно было смотреть на дне Атлантики. Но как только девайс появился на свет, вслед за ним из бокового кармана выскользнул какой-то небольшой черный шар и, со стуком упав вниз, покатился по полу. Стас мгновенно изловил его и протянул Хельге. Та с улыбкой взяла его и показала всем. Это было каменное полированное яблоко, вытесанное, похоже, из оникса…

– Эту штуку, – сказала она, – я нашла в воде, как раз когда была в Исландии. Вот этот момент.

Она провела пальцем по экрану планшетки:

– Шла вдоль берега – и смотрю, во льду у самой кромки воды что-то чернеет. Вот и подобрала, так, для интереса. Сначала выкинуть хотела, а потом убрала в рюкзак. Старинная, судя по всему, вещь. С тех пор и таскаю с собой. Зачем? Сама не знаю, так просто…

Яблоко тоже стало переходить из рук в руки и вскоре перешло и ко мне. Тяжелое, однако. И сделано искусно, прямо как настоящее… и кому только понадобилось затратить столько труда, создавая этот предмет? Я возвратил его хозяйке, хотя навязчивая мысль еще раз взять в руки эту вещь почему-то накрепко засела в моей голове.

– Бывают чудеса, – сказал Виктор. – Кто-то рисует фрукты, а кто-то, видать, в скульптуре их ваяет… Интересно, для чего, хотя разные чудаки бывают…

Все вновь вернулись к планшету Хельги, любуясь видами Исландии, напрочь потеряв интерес к загадочному яблоку, которое так и осталось сиротливо лежать на ручке кресла. Однако вскоре и это занятие всем наскучило, и разные истории из жизни вновь посыпались как из рога изобилия. Тогда и я также решил поведать кое-чего из собственной биографии.

– Хотите узнать почему у меня такая необычная фамилия – Скоробогатов? – хитро обвел я взглядом лица ребят и, выдержав паузу, продолжил: – А у этого есть своя история. Так сказать, наша семейная легенда, что уже несколько веков передается из поколения в поколение. Один из моих далеких предков, звали которого Данила Проскиневич, еще во времена правления императрицы Елизаветы Петровны был небогатым купцом, состоявшим в конторе, занимавшейся торговлей с Китаем. Русские, в отличие от европейских держав, морской торговли с Китаем не имели, поэтому единственным на материке окном для России в Поднебесную был город Кяхта, через который и шел основной поток товара. Так вот, рассказывают, что в те времена какая-то наложница китайского императора вызвала гнев его старшей жены и вынуждена была бежать из Китая, спасаясь от верной смерти. Данила Проскиневич хорошо понимал по-китайски, и ему удалось совершенно случайно подслушать за стеной тайный разговор двух китайских дельцов. Из него Данила понял, что один из китайцев должен был переправить беглянку сухопутьем через Кяхту, но второй передал ему известие об отмене дела. В связи с неожиданным появлением в Кяхте солдат императорской гвардии, охотившихся за этой женщиной, ее решено было увезти морем через другой открытый для иностранцев город – Гуанчжоу. Зная, что за выдачу беглянки была объявлена хорошая награда, Данила Проскиневич, не мешкая, донес об услышанном начальнику китайского гарнизона…

– И ее схватили? – с каким то ужасом спросила Вера.

– Об этом неизвестно, – ответил я. – Гуанчжоу был далеко от того места, но изменников схватили и казнили, а Данила Проскиневич получил от правительницы огромную награду и вернулся в Россию очень богатым человеком. Но прожил после этого удивительно недолго. Хотя здоровьем отличался крепким – говорят, что его отравили. Он первым делом преподнес подарок Елизавете Петровне, за что получил ее благоволение и фамилию Скоробогатов, которой теперь именовались все в нашем роду. Правда, фамилия оказалась совсем не про нас: богатство скоро исчезло, а все, кто впоследствии пробовал в нашем роду заниматься коммерцией, быстро умирали. Такая вот история фамилии, которую сейчас носит ваш покорный слуга, кстати, тоже занимающийся торговлей. Но пока еще живой и вроде здоровый. Хотя я и не купец первой гильдии, а простой менеджер…

– Все же противный предок у тебя был, – покачала головой Вера, за что я на нее ни капли не обиделся. Однако моя история вызвала всеобщий интерес, и ее еще долго обсуждали, приукрашивая разными фантастическими домыслами. Впрочем, через некоторое время вновь сменили тему, ускакав к каким-то событиям, совершенно чуждым и неинтересным мне. Разговоры зашли далеко за полночь, сладкая дрема постепенно овладела всем моим существом, и под звуки их голосов я погрузился в сон…