Отворите мне темницу - Анастасия Туманова

Антип ничего не ответил – да Ефим и не ждал ответа. От души чертыхнувшись, он с размаху сел на порог рядом с братом и умолк. Некоторое время тишину нарушал лишь встревоженный щебет воробьёв. Затем Ефим хрипло выговорил:

– Стало быть, и нас с Устькой утопишь? Мы ведь с вами пойдём! Хочешь-не хочешь, а…

– И думать забудь! – голос Антипа вдруг изменился так, что Ефим осёкся на полуслове. – Слышь, Ефимка, что говорю? Про то и не молви! Вы с Устей Даниловной здесь останетесь! Эко чего вздумал, ума-то достало! Танюшка ведь у вас, Петька! Устинья Даниловна здесь в почёте, со всей волости к ней ездят! Какая нужда её невесть куда через тайгу тащить? Только попробуй мне рот про это при ней открыть, я тебя…

– Да вот сейчас прямо обделаюсь здесь с перепугу! – оскалившись, зашипел Ефим ему в лицо. – Никуда ты без меня шагу не сделаешь! И не надейся! Ишь чего вздумал – в бега с девкой на хребте кидаться! А брат родной, стало быть, побоку?!

– Да пойми ж ты, олух… – морщась, словно от боли, заговорил Антип, но брат перебил:

– Не пойму! Заткнись, Антипка, не доводи до греха! Коль бежим – так вместе! Как всегда было! Как слово друг другу давали! Не останусь я без тебя тут, не останусь – и всё!

– Да что ж это за!.. – начал было Антип… но в это время скрипнула дверь, и оба они обернулись. Устинья – бледная, но спокойная, вся облитая медовым светом заката, – не спеша спустилась к ним с крыльца, на ходу завязывая платок.

– Что ж, Антип Прокопьич, стало быть, собираться надо. – буднично, словно продолжая начатый разговор, сказала она. – Времени у нас мало, а тянуть нельзя.

– Да о чём ты, Устя Даниловна? – Антип шагнул к ней. – Не разумею даже…

– Всё ты разумеешь. Прав Ефим: вместе мы сюда пришли – вместе и уходить будем. Нельзя семью делить. И Васёнку на погибель оставлять нельзя. Не для того мы её на ноги ставили, чтобы этот… этот… сукин сын этот над ней галился! Ведь всё псу под хвост пойдёт, всё леченье наше! Пропадёт девка ни за что!

Антип согласно кивнул. Подошёл вплотную к Устинье, взял её за обе руки и уверенно сказал:

– Дурака не валяй, Устя Даниловна. Нипочём тебе нельзя с завода уходить. На кого людей-то бросишь? Кому они нужны станут, коли тебя не будет? Здесь при новом начальнике, поди, скоро полный лазарет с рваными спинами да нутром отбитым окажется…

– Окажется. – печально подтвердила Устинья. – Так спины битые лечить – не велик труд. И Малашка сможет, а уж Михайла Николаич-то!.. Ничего, управятся без меня. Сам думай – коли б мы с Ефимкой бежать сподобились, нешто ты б остался?

Лоб Антипа перерезала мучительная, глубокая складка, и Ефим, покосившись на него, только безнадёжно вздохнул: врать брат не умел никогда. Через минуту напряжённого пыхтения тот сознался:

– Нипочём одних бы не отпустил!

– Ну, и о чём толковать тогда, Прокопьич? – слабо улыбнулась Устинья.

– Да как же, Даниловна… С дитями-то через тайгу? А ну как сыщут… возьмут нас?

– И что с того? – пожала плечами она. – Воротят назад. Детей-то у меня по-всякому не заберут. А спиной отвечать – не впервой… Брось, Антип Прокопьич. Коль уж так вышло – куда деться? Пришла беда – отворяй ворота… И так нечего бога гневить – четыре года вольготно пожили. Други-то люди и десятой части от того не видят! Хорошего, стало быть, понемножку…

Антип суровым кивком подтвердил её слова. Задумался, не поднимая взгляда. И вздрогнул от неожиданности, когда за спиной его проворчал Ефим:

– Ты жёнку-то мою выпусти, нечисть… Стоит держит, как свою собственную! Устька, а ну отойди от него, не то как есть прибью!

Антип только усмехнулся, отпуская руки Устиньи. Та молча ушла в избу.

– Нешто ревёт? – обеспокоенно спросил Антип.

– Не дождёшься. – хмуро ответил Ефим. – Пошли и мы… Обтолковать всё надо. Эдак-то, с бухты-барахты, умные люди не бегают!

– Устя, это безумие. – пробормотал Иверзнев, растерянно глядя в безмятежное лицо Устиньи. Стоящих рядом братьев Силиных он, казалось, не замечал вовсе. – Что это вы вздумали, право?.. Побег какой-то… С детьми?! Положим, Петька большой, но ведь Танюшку нести на руках! Вас же будут искать! Поднимут казаков, бурят, предупредят поселения… Ефим, не мне тебе напоминать, что получается из таких вещей! Антип! Ты ведь умный мужик, неужто не понимаешь…

– Да всё ясно, Михайла Николаевич. – проворчал Ефим. – Только по-другому-то никак! Вы ж тоже человек неглупый, разуметь должны…

– Но это немыслимо… невозможно! Вы попросту сгинете в тайге, и… Устинья, что прикажешь мне тут делать без тебя?! Отвечай немедля! На кого ты бросаешь лазарет?

– Лазарет, Михайла Николаич, как без меня стоял, так и дале стоять будет. – глухо ответила Устинья. – Малаша вам в помощь остаётся. Тетрадию свою вам оставлю со всеми травками…

– Нет, как хотите, а я немедля иду к Тимаеву! – свирепо сказал Михаил, ныряя в единственный ящик стола и извлекая оттуда разбухший синий гроссбух. – Я покажу ему историю болезни Васёны! Наплету, в конце концов, что она может быть опасна! Что он рискует жизнью, связываясь с умалишённой! Должен же он хотя бы о собственной безопасности печься?!.

– Я уж об этом думал, Миша. Бессмысленно. – сумрачно подал голос с подоконника Лазарев. – Этим надо было озаботиться раньше – и не прятать от него Василису по углам. Теперь уж поздно. Впрочем… если бы мы её Тимаеву сразу показали – он бы её сразу к себе и забрал, каналья этакая! А теперь он ничему не поверит, поскольку уверен, что Василиса всё это время притворялась безумной, чтобы не носить кандалов! Честное слово, вот возьму и впервые в жизни напишу донос! Губернатору в Иркутск! О том, как его преданный слуга вовсю кроет девок на заводе!

– Вася, но ведь на это уйдёт время. – серьёзно сказал Михаил. – А делать что-то надо прямо сейчас.

– Сами видите, что нельзя ждать нам. – вмешалась Устинья. – Собираться надо и…

– И что? – устало перебил Михаил. – Ефим! Ты ведь человек с опытом в этих делах… и не рычи, я всё равно тебя не боюсь! Ну растолкуй ты им, что побег хотя бы малой подготовки требует! Что никто и никак не выпустит за ворота каторжного завода четырёх взрослых людей с двумя детьми! Мало решиться бежать – надо ещё и суметь! Что толку будет, если вас солдаты снимут прямо с забора?! И бежать без денег, без припасов… Вы же сами видите, что это глупость!

– Деньги-то есть как раз. – вздохнул Антип. – И у меня, и у Ефимки… Хоть невеликие, а есть. Железа снять – не велик труд. Ножные – пустяк, а ручные – было бы зубило… В тайге зелено сейчас, и гриб, и ягода. И силок на зайца поставить запросто можно. С голодухи-то не помрём. А вот что через забор не прыгнешь – это вы верно говорите. Ей-богу, не знаю, как тут быть. Ефимка! Как думаешь – одолеем мы на пару нашу роту инвалидную на воротах, али как?

– А то нет! – выпалил было Ефим, но под насмешливым и грустным взглядом брата смешался. Потёр затылок, опустил голову. Нехотя выговорил: – Это, братка, как сказать… Троих-четверых, положим, кулаками-то укатаем – так остальные тревогу подымут! Да ведь ещё две бабы с нами, да дети… это ж хужей кандалов!