Том 7. Последние дни - Михаил Афанасьевич Булгаков

люди, на службе. А эти трепачи дома сидят. Нет возможности работать с таким народом. (Прислушивается.) Семейная сцена. Тяжелый быт. (У двери Михельсона.) Гражданин Михельсон. Тут. Какой замок оригинальный. Наверно, сидит на службе и думает: «Какой я замок хороший навесил на двери». Но этот замок барахловый, граждане. (Взламывает замок в комнату Михельсона, входит, закрывает за собой дверь.)

Мария Павловна выходит в шляпе, пальто. Лицо ее в слезах.

Евгений (идя за ней). Маня, подожди. Не падай духом.

Мария Павловна. Так жить больше нельзя.

Евгений. Еще немного терпения. Быть может только несколько дней.

Мария Павловна. Нет, нет. Оставь, оставь. (Берет сумку и уходит.)

Евгений. Ну, дальше будь, что будет. Во всяком случае, я сейчас один. (Садится к аппарату. Начинает работать.)

Темно. Освещается комната Михельсона.

Жоржик (входит, осматривается). В чем дело? Прекрасная комната. Холостые люди всегда прилично живут. Ну, первым долгом, надо ему позвонить. А то чего доброго, вернется домой, увидит постороннее лицо, расстроится. Наркомснаб. Мерси. Добавочный 10-05. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Бонжур. Угадайте... Из Большого театра. Угадайте... А вы долго еще на службе будете? Ну, я вам потом позвоню. Я очень настойчивая. (Вешает трубку.) И сколько он замков накупил. Курьезные замки какие. (Взламывает письменный стол, вынимает часы, портсигар. Потом принимается за буфет.) Часы эти надо в комиссионный магазин сдать, а то здесь они портят комнату. Устал. (Садится, достает закуску, выпивает.) Хорошо, что он на лимонных корках настаивает. Я люблю на лимонных корках... Михельсон почитать любит.

Богат и славен Кочубей,

Его поля необозримы...

Красивые стихи. Я люблю водку на лимонных корках... Наркомснаб. Мерси. Добавочный 10-05. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Ах, как я обожаю водку на лимонных корках. Успеете наработаться. Я настойчивая. А какой вам сюрприз сегодня выходит! Фамилия моя таинственная. (Вешает трубку.)

Богат и славен Кочубей...

Темно.

Евгений. Опять тот же звук. Ах, холодеет сердце.

Звонок три раза.

Проклятые, чтоб вы провалились!

Открывает дверь, и входит Бунша. На голове у него дамская шляпа.

Меня дома нет.

Бунша улыбается.

Евгений. Нет, по-серьезному, Святослав Владимирович, я занят. Что это у вас на голове?

Бунша. Головной убор.

Евгений. Да вы посмотрите.

Бунша (снимает шляпу). Это я шляпку Лидии Васильевны надел. То-то я смотрю, что на меня все оборачиваются.

Евгений. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. Вам бы дома сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бегаете по двору с книжкой.

Бунша. Если я не буду бегать, то произойдет ужас.

Бондерор[66]. Советская власть рухнет?

Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить.

Бондерор. У меня нет денег, Святослав Владимирович. Вы меня сегодня просто не отрывайте от работы.

Бунша. За квартиру нельзя не платить. У нас думают, что можно не платить. А на самом деле — нельзя. Я по двору прохожу и ужасаюсь — все окна раскрыты и все на подоконниках лежат и рассказывают разные вещи, которые рассказывать нельзя.

Бондерор. Вам, князь, лечиться надо.

Бунша. Я уже доказал, Евгений Васильевич, что я не князь. Вы меня князем не называйте, а то ужас произойдет.

Бондерор. Вы — князь.

Бунша. Нет, я не князь.

Бондерор. Не понимаю этого упорства, вы — князь.

Бунша. А я говорю, что не князь. У меня документы есть. (Вынимает бумаги.) У меня есть документ, что моя мать изменяла в тысяча восемьсот семидесятом году моему отцу с нашим кучером Пантелеем, и я есть плод судебной ошибки, из-за каковой мне не дают включиться в новую жизнь.

Бондерор. Ну, ладно, вы — сын кучера. Но у меня нет денег.

Бунша (раскрывая книгу). Четыре месяца вы не платите за квартиру, и Ликушкин[67] велел подать на вас завтра в суд. Исходя из этого положения, вас выселят, Евгений Васильевич.

Бондерор. Что вы терзаете меня?

Бунша. Заклинаю вас уплатить за квартиру.

Бондерор. Мало нищеты, мало того что на шее висит нелюбимый человек, — нет, за мною по пятам ходит развалина, не то сын кучера, не то князь, с засаленной книгой под мышкой и истязает меня.

Бунша. Это вы про меня?

Бондерор. Про вас. Ваш Луковкин — палач. Вы не дадите мне докончить работу. Так дайте мне по крайней мере спокойно умереть возле моей машины.

Бунша. Я присяду.

Бондерор. Разговаривать с вами бесполезно. Разве я могу вам объяснить значение этого аппарата? Разве можно какому-нибудь сукиному сыну Дудкину объяснить?..

Бунша. Нет, вы объясните. Я очень люблю. Недавно была лекция для секретарей домкомов, и я большую пользу получил. Читали про венерические болезни. Профессор. Вообще, теперешняя жизнь очень и очень интересная и полезная.

Бондерор. Вы сумасшедший.

Бунша. Наш дом вообще очень оригинальный. Вот Дудкин, например, очень зажиточный человек, красное дерево покупает, но туго платит за квартиру. А вы сделали машину. Кстати, заклинаю вас, Евгений Васильевич, вы насчет своей машины заявите в милицию. Нужно, чтоб начальство знало вашу машину. А то я начинаю сомневаться.

Бондерор. Если вы кому-нибудь заикнетесь про эту машину, берегитесь, я вас убью.

Бунша. Вы изобретение строите, значит, надо зарегистрировать.

Бондерор. Кретин! Нельзя зарегистрировать то, чего нет. Нельзя прийти в канцелярию к тупице и объяснить ему, что время есть плотная субстанция, что будущего нет, а что есть только настоящее.

Бунша. Вот вам и надо лекцию прочитать. А то Авдотья Гавриловна из четырнадцатой квартиры говорила, что вы такой аэроплан строите, что на нем можно из-под советской власти улететь.

Бондерор. Верно. Вообразите, верно! Я не могу постичь, каким способом эта дура Авдотья Гавриловна узнала!

Бунша. Извините, она совсем не дура. Это моя племянница.

Бондерор. Ах, неважно. Ну, словом, ну, словом, она говорит совершенно правильно. И поверьте мне, что, если только мне удастся добиться этой чертовой тайны, я действительно улечу.

Бунша. Я вынужден сейчас же по долгу службы эти слова записать и о них заявить в отделение. И я погибну из-за вас, и весь дом.

Бондерор. Какая каналья посмела вмешаться в мою работу?.. Каким образом эти чертовы ведьмы Авдотьи Гавриловны знают? Это вы, старый зуда, шляетесь по всем квартирам, подсматриваете и пишете потом доносы!

Бунша. Это обидно.

Бондерор. Ну, словом, уходите, Святослав Владимирович, я работаю... у меня...

Внезапно на лестнице грохот шагов, потом стук в дверь.

Бондерор. Ах, чтоб вы подохли! (Открывает.)

Женская голова